Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Ingrid Lovera
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Дирекция театра дала объявление: "Состоится концерт из десяти номеров. Зрители, которым не понравится последний номер, смогут вернуть деньги за билеты." Полный зал. В конце представления конферансье объявляет: - А теперь оркестр ОГПУ исполнит "Интернационал"!
Моя фамилия Троцкий. Я ненавижу преподавать литературу. Я родился в Москве. Мой колледж находится в Нью-Гэмпшире. Нью-Гэмпшир – сельский штат. Из-за моей фамилии ко мне на курс записываются одни леваки. Учиться литературе у самого Троцкогo. – Вы родственники? – всегда спрашивают они. Они самоуверенны, думают, что всё знают лучше всех. Я ненавижу своих студентов. Мои студенты не любят больших городов. Они никогда не едят суши. – Есть сырую рыбу? Бррр... От нас до Бостона – полтора часа на машине. Они там годами не бывают. Убеждены, что им посчастливилось жить в лучшем месте на земле. Я ненавижу их глаза. Всегда самоуверенные и пустые. На мой курс записываются по необходимости. Чтобы получить диплом, нужен хотя бы один курс по литературе. Перед лекцией я прошу их выключить мобильники. Все равно, у кого-то обязательно звонит телефон. Именно тогда, когда я им читаю вслух. – Sorry about that, – говорят они. Я работаю в плохом колледже. Моих студентов не приняли в университеты. Поэтому они здесь. Я должен ставить им хорошие оценки. Так у нас положено. Они платят за диплом с оценками. А не за знания. Я должен преподавать им литературу. Они не любят читать. Сегодня начало семестра. Первая лекция. Неделю назад я послал им задание. Прочитать два рассказа Эдгара По. Короткие понятные рассказы. Никто не успеет уснуть при чтении. Мой кабинет находится в цокольном этаже. В нем нет окон. Я тут работаю, когда нет лекций. Здесь, внизу, нет мобильной связи. Ничего не отвлекает. Я пишу роман. Я запираю дверь, чтобы не было видно, как я достаю бутылку из рюкзака. Я живу в Америке и пишу роман на русском. Непонятно зачем. Через десять лет Россия распадется на 10 маленьких государств. Русская литература будет никому не нужна. Меня приняли на работу в колледж, потому что я вовремя засмеялся. Во время интервью декан повел меня в столовую. – Сюда я водил на ланч Иосифа Бродского, – сказал мне декан. – После его лекции. Мы с Бродским заказали гамбургеры. На его гамбургер села муха. Бродский свернул салфетку, чтобы ее убить. В этот момент на первую муху села вторая. Мухи имели секс. – Не убивай их, пока они не кончат! – сказал я Бродскому. Декан засмеялся. Его большой живот трепыхался, когда он хохотал над своей шуткой. Я тоже засмеялся. – У тебя тонкое европейские чувство юмора, – сказал я декану. – Я вставлю твою историю в свой роман.
Я сбежал в Америку, потому что меня не приняли в Союз Писателей. Из списка из 50 вступающих Зося Кирсанова вычеркнула мое имя. В последний момент. Приняли 49 человек. Никто за меня не заступился. Меня предали все. Я стал домушником. По ночам залезал в пустые квартиры через окно. Выносил драгоценности и аппаратуру. Если бы квартира оказалась не пустой, я, наверное, мог бы и убить хозяина. Если русской литературы нет, то все позволено. Потом я уехал в Америку.
В литинституте я учился на семинаре у Винокурова. – У Пастернака метафоры в каждой строфе, а у Троцкого – в каждой строчке, – говорил обо мне Винокуров. – Не чересчур ли? Я ненавижу Винокурова.
Глеб Стариков с моего курса умер в Германии от передозировки. Ленка Алферова заведует поэзией в журнале «Новый Мир». Я преподаю Эдгара По в Манчестер Коммюнити Колледже. Я имел секс с Ленкой Алферовой. Давно. На рояле. В ЦДЛе, в актовом зале. Этот рояль подарил ЦДЛу Сергей Михалков. В 1943 году они с Эль–Регистаном писали на нем гимн Советского Союза.
Часы показывают 7:55 вечера. Моя лекция начинается через пять минут. Здание пусто. В восемь всего две лекции, моя и Грегори О'Райли. Грегори преподает курс креативного письма. Он любит начинать свой курс с Айн Рэнд. Я терпеть не могу Айн Рэнд. Я наливаю себе еще стаканчик хереса. Последний перед лекцией. Потом беру папку с рассказами, компьютер и выхожу из кабинета. В коридоре вдоль стены – штабели кирпича. В нашем крыле идут строительные работы. Их начали давно. Их заморозили три года назад из–за нехватки средств. Кризис. У штата – дефицит бюджета. Нам не поднимают зарплату уже три года. Мне платят гроши. Я поднимаюсь на лифте на пятый этаж и вхожу в аудиторию. – Здравствуйте, – говорю я студентам. – Моя фамилия Троцкий, в этом семестре я буду вести у вас курс американской литературы. Добро пожаловать! У меня в группе 23 студента. На меня смотрят 23 пары глаз. Меня раздражают их глаза. – Вы родственник Льва Троцкого? – спрашивает кто-то. Я должен отвечать вежливо. В конце семестра студенты ставят мне оценку за преподавание. Оценка идет на стол к декану. Я должен быть дружелюбен. Студенты должны быть довольны. – Нет, – улыбаюсь я им до ушей. – Просто однофамилец.
– В моем курсе, – говорю я им стандартные слова, – я ставлю перед собой вполне определенную, очень конкретную цель – сделать каждого из вас, без исключений, великолепным экспертом по американской литературе. За тринадцать недель нашего курса мы изучим тринадцать писателей, и коснемся целого ряда тем, таких как война, любовь, предательство, расизм, самоубийство, рабство, самоидентификация, свобода, женская эмансипация – все это нашло отражение в нашей удивительной и замечательной американской литературе. Мы углубимся во все эти многообразные и противоречивые темы сообща, коллективно, мы будем вместе читать, дискутировать и писать. – Наш силлабус я поместил на веб-страницу, – продолжаю, широко им улыбаясь, – и давайте сразу договоримся, что никакой бумаги в нашем курсе не будет. Пожалуйста, только обмен файлами через имэйл. Пусть у нас будет эксклюзивно «зеленый» курс, давайте сохраним деревья! Краем глаза я наблюдаю за их реакцией. Идиотские левацкие сантименты действуют. Студенты довольны. Я заработал несколько очков. Я ненавижу эту «зеленую» болтовню. Она рассчитана на оболваненных простачков. Я ненавижу Обаму. Паяц.
– В моем силлабусе, – говорю, – вы найдете список из двенадцати книг. Двенадцать книг двенадцати писателей, тех, кого мы с вами будем изучать в этом семестре. – Немедленный вопрос, – продолжаю, – вопрос, которые многие из вас могут задать, – а где же мой любимый писатель? Почему его нет в нашем списке? Почему мы будем говорить об Эдгаре По и не будем упоминать о Доне ДеЛилло? Почему мы будем говорить о Сэлинджере, и не будем изучать Джона Апдайка? Мой ответ на этот вопрос – так устроен наш курс. Мы просто не в состоянии охватить всех и вся, и наш список имеет лишь одну цель – попытаться хотя бы частично пролить свет лишь на главные, лишь на основные тренды американской литературы. – Хочу упомянуть еще об одном, – продолжаю, – в этом курсе я буду следовать своей давней и всегда очень успешной стратегии. Стратегии, которая всегда была безмерно популярной среди моих студентов. А именно, последнего, тринадцатого автора для изучения вы выберете сами. Ваш выбор, я надеюсь, будет основан не на личных пристрастиях (кого я люблю читать?). Напротив, вы выберете для всех нас того писателя, изучение творчества которого достойным образом завершит интеллектуальную траекторию нашего курса.
– Теперь об оценках, – заканчиваю, – вы должны будете написать две работы, от пяти до восьми страниц, и сдать экзамен. И вот на что вам следует обратить особое внимание. Это очень, очень важно, это, по сути, главное, что вы должны сделать, чтобы получить хорошую оценку. Ваши работы должны быть оформлены по стандарту Эм-Эл-Эй, сегодня этот стандарт является общепринятым. А именно, вы должны использовать шрифт Таймс Нью Роман, размер 12pt. Поля слева и справа должны быть – один дюйм. После знаков препинания, таких как точка или запятая, вы должны оставлять пробел. Ваши страницы должны быть перенумерованы, причем номер страницы должен стоять в правом верхнем углу. Мое имя, номер курса и дата должны находится на первой странице вашей работы, в левом верхнем углу. Если вы что-либо цитируете, то цитату нужно обязательно брать в кавычки. Еще раз, это очень и очень важно, это, наверное, главное для того, чтобы успешно завершить мой курс.
Краем глаза я наблюдаю за их реакцией. Упоминание Эм-Эл-Эй подействовало. Как всегда. Они поняли, что курс будет легким и требования преподавателя легко удовлетворить. Я заработал еще несколько очков. – А какой адрес у нашей веб-страницы? – спрашивает кто-то. – Откуда мы должны скачать наш силлабус? Я поворачиваюсь к доске, ищу мел. Мела нет. Я поворачиваюсь к студентам и широко улыбаюсь. – Нет мела, – развожу я руки и улыбаюсь еще шире, – подождите, пожалуйста, минутку, я сейчас его для нас раздобуду. Я выхожу из комнаты и спускаюсь на третий этаж. В аудиторию к Грегори О'Райли. Грегори очень скрупулезен, у него всегда все есть. Мы с Грегори договариваемся встретиться после лекций в пабе за углом. Выпить пива, или чего–нибудь покрепче. И погонять шары по зеленому сукну. Через минуту я возвращаюсь к своим студентам с мелом в руках. Я пишу на доске адрес веб-страницы крупными буквами. Всегда надо писать крупными буквами. Об этом никто кроме меня не знает. Если писать мелкими, то студенты ставят преподавателям плохие оценки. А если крупными – хорошие. Я заметил это лет пять назад. Я открываю свой компьютер. – Извините, – говорю я студентам, – я должен послать декану имэйл, написать, сколько студентов пришли на первую лекцию. Я отправляю имэйл и закрываю компьютер. – А сейчас, – говорю, – когда с формальностями покончено, давайте наконец поговорим о деле. Давайте поговорим о том, ради чего мы здесь все собрались. Давайте поговорим о литературе. Пожалуйста, поднимите руки те, кто выполнил домашнее задание. Поднимите руки те, кто прочитал два рассказа Эдгара По. Таких в аудитории нет. Как и ожидалось. – Не беда! – улыбаюсь я. – Я сейчас прочитаю вам вслух первый рассказ Эдгара По, озаглавленный «Сердце–обличитель». А потом мы его обсудим. Я начинаю читать. На меня смотрят 23 пары пустых глаз. ”Я нервный, – читаю я, – очень даже нервный, просто до ужаса, таким уж уродился; но как можно называть меня сумасшедшим? От болезни чувства мои только обострились – они вовсе не ослабели, не притупились. И в особенности – тонкость слуха. Я слышал все, что совершалось на небе и на земле. Я слышал многое, что совершалось в аду. Какой я после этого сумасшедший?..”
– Зачем мы это изучаем? – спросила студентка с первой парты, Джессика, когда я закончил чтение. – Зачем мы читаем об убийствах? Джессика левая. Левые не любят смотреть по телевизору насилие. Но им не мешает секс. Правые против секса на телевидении, но насилие их не раздражает. – Джессика, – отвечаю, – это очень правильный вопрос. Спасибо тебе за него. Действительно, разве не красота является целью искусства? Разве писатели, поэты не должны создавать что-то прекрасное? Ты ведь это хотела спросить? Джессика кивает. – В моем курсе, – отвечаю, – я буду приветствовать свободу мнений и критическое мышление. Вы можете высказывать любую точку зрения, и я поощрительно отнесся бы к тому, если бы Джессика в своей работе попыталась бы убедительно обосновать свою интересную идею. И попытаться опровергнуть иную, противоположную точку зрения. Ту, которую я через мгновение сформулирую. – В нашем курсе, – продолжаю, – мы изучаем литературу. Во всем ее многообразии. И можем ли мы искусственно ограничить ее задачу лишь развлечением читателя? Можем ли мы игнорировать книги о рабстве? О закабаленном положении женщины? О войне во Вьетнаме? – Мне противно было слушать рассказ, – не сдается Джессика. – Зачем он писал о расчленении? – Ты права, – отвечаю, – во многом ты права. Но зачем, позволь спросить, люди видят сны? – отвечаю. – И почему нам снятся порою кошмары? Ведь природа, наверное, устроила все это с какой-то целью? – Действительно, – улыбается Джон с заднего ряда, – зачем нам снятся кошмары? – Ответа на этот вопрос вам никто не даст, – улыбаюсь я, – но одна точка зрения заключается в том, что наш жизненный опыт ограничен, недостаточен. И мы порою просто не знаем, как бы мы повели себя в той или иной ситуации. И наш мозг, во время сна, проигрывает множество немыслимых вариантов. Так чтобы мы, после этого, наяву, лучше интуитивно понимали, кто мы и как нам поступить. – С книгами то же самое, – говорю я, улыбаясь, – мы читаем книги, примеряем на себя жизнь героев, их мысли, чувства, их мотивацию, колебания, и за счет этого мы становимся душевно богаче. Мы лучше себя понимаем. И у нас появляются моральные ориентиры. Я делаю паузу. Какую чушь я несу! Я прошу прошения у студентов. У меня ладони плохо снабжаются кровью, им всегда холодно. Я надеваю шерстяные перчатки. Я ношу перчатки даже летом, по вечерам, когда прохладно. Я начинаю читать им второй рассказ Эдгара По, «Амонтильядо». ”Ни словом, ни поступком, – читал я, – я не дал Фортунато повода усомниться в моем наилучшем к нему расположении. По–прежнему я улыбался ему в лицо; и он не знал, что теперь я улыбаюсь при мысли о его неминуемой гибели. Я сказал ему, – читал я: – Дорогой Фортунато, как я рад, что вас встретил. Какой у вас цветущий вид. А мне сегодня прислали бочонок амонтильядо; по крайней мере, продавец утверждает, что это амонтильядо. Еще миг, – читал я, – и я приковал его к граниту. В стену были вделаны два кольца, на расстоянии двух футов одно от другого. Вынув ключ из замка, – читал я, – я отступил назад и покинул нишу. Под ними, – читал я, – обнаружился порядочный запас обтесанных камней и известки. С помощью этих материалов, действуя моей лопаткой, я принялся поспешно замуровывать вход в нишу.”
– Опять убийство, – с улыбкой прокомментировал Джон с последней парты. – Нет, ну тут хотя бы расчленения нету, – улыбнулась и Джессика, – я уже начинаю привыкать к литературе. – До конца занятий еще час, – объявляю я, – но нашу программу на сегодня мы исчерпали. В аудитории оживление. Все рады закончить это мучение пораньше. Я – в первую очередь. – Я отпущу вас, – говорю я, – после небольшого лабораторного задания. Кто из вас хоть раз в жизни пробовал амонтильядо? Выясняется, что никто. – Я знаю, – говорю я, – что наши правила не позволяют употреблять алкоголь в стенах колледжа. Но в данном случае я всю ответственность беру на себя. У меня внизу в кабинете есть несколько бутылок настоящего амонтильядо. Мы сейчас его продегустируем, и я отпущу вас до среды.
Я вывожу всех из аудитории и веду вниз по лестнице – Амонтильядо! – восклицает Джон. Я улыбаюсь.
Я открываю дверь кабинета. Мой кабинет маленький, а нас 24 человека. – Вот что, – говорю я им, – берите коробку с бутылками и картофельные чипсы. – Подождите, – говорю, – зимой, во время снегопада у нас бывают перебои электричества. На этот случай у меня где–то припасены свечи. Я нахожу свечи и раздаю им. – Амонтильядо! – восклицает Джон.
Мы идем в необитаемое крыло здания, туда, где 3 года назад начали ремонт. Это крыло отгорожено от остальной части перегородкой из проволочной сетки. В перегородке – дверь на замке. Я отрываю дверь своим ключом. Год назад я забыл дома ключ от кабинета, и наш декан одолжил мне свой мастер–ключ. Я сделал копию. Я могу открыть любую дверь в нашем здании.
Мы зажигаем свечи и идем в дальний конец крыла. – Амонтильядо! – восклицает Джон. Мы находим небольшую комнату, входим и плотно закрываем за собой дверь. – Амонтильядо! – смеется Джон. Мы открываем бутылки. Джессике нравится амонтильядо. – Кажется, – говорю я, – у нас подобралась неплохая группа, семестр обещает быть интересным. – Твой курс гораздо увлекательнее, чем я думала, – улыбается Джессика. Я улыбаюсь в ответ. – Амонтильядо! – восклицает Джон. Чипсы кончаются. У меня в кабинете есть еще несколько пачек. Я иду за ними. Я выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь. Дверь прочная, металлическая. Возможно, здесь была раньше какая-то лаборатория. Я достаю из кармана большой навесной замок из титанового сплава. Я запираю аудиторию на замок. Как я все продумал! Я не оставляю отпечатков пальцев – на руках перчатки. Я надел их заранее, чтобы не вызвать подозрений. Рядом с дверью – пластиковое ведро с жидким цементом. Я принес сюда этот цемент сегодня утром. Меня никто не видел. Рядом с дверью – штабель кирпича. Я беру в руки мастерок и начинаю замуровывать дверь. Для надежности нужно заложить ее двойной кирпичной стеной. Я работаю быстро. В армии я служил в стройбате. Меня били и надо мной издевались каждый день. Но кирпичи укладывать я научился. Как я все продумал! Я заранее убрал из аудитории мел. Я спустился к Грегори в 8:05. Я сказал ему, что студенты по какой–то причине не пришли. Я сказал, что буду ждать его в пабе. Я буду в пабе через 20 минут, раньше Грегори. У меня будет алиби. Я отправил имэйл декану в 8:10, сказав, что ни один студент на лекцию не явился. Декан прочтет мой имэйл только утром. Меня заподозрить невозможно! В это крыло здания никто не войдет еще год или два. Когда кризис закончится и ремонт возобновится, их найдут. Выяснится, что амонтильядо куплено в штате Мериленд. Чипсы я тоже купил в Мериленде. И свечи. Неделю назад. После того как я проверил базу данных студентов. Обычно у нас все студенты местные. В этот раз двое, Джессика и Джон, из Мериленда. Неделю назад Джессика попросила своего бывшего бойфренда оставить ее в покое. На фейсбуке. Бойфренд работает в магазине стройматериалов. Я купил цемент и замок в его магазине. Конечно, скажете вы, студенты были замурованы в подвале с бутылками Амонтильядо. Все ясно! Ниточки ведут в мой кабинет. Но уверяю вас, в нашем штате Нью-Гэмпшир ни один полицейский не читал Эдгара По. Литература никому не нужна.
На улице ты видишь мужчину. Подходишь к нему и говоришь: «Я классно готовлю». - Это прямой маркетинг. Ты пришла в музей с друзьями и видишь мужчину. Один из твоих друзей подходит к нему и говорит: «Она классно готовит». - Это реклама. В ресторане ты видишь мужчину. Ты поднимаешься и поправляешь платье, подходишь к нему и наливаешь ему напиток. Ты говоришь: «Позвольте», - и подходишь к нему ближе, чтобы поправить ему галстук, и одновременно касаешься его руки, а затем говоришь: «Кстати, а ещё я классно готовлю». - Это пиар. В университете ты видишь парня. Путем хитрых махинаций ты устраиваешь грязную склоку между присутствующими девушками, а сама остаёшься в стороне. Когда все передерутся, ты говоришь: «Пойдем отсюда! Девушки не должны драться, лучше бы научились готовить как я.» - Это чёрный пиар. В кафе ты видишь мужчину. Он подходит к тебе и говорит: «Я слышал, ты вкусно готовишь». - Это узнаваемый брэнд. Ты приходишь на мероприятие, а там куча красивых девиц. Ты поправляешь локоны и говоришь: «Я умею вкусно готовить, и мне ничего за это не надо!» - Это демпинг. Ты приходишь в театр и говоришь: «Я умею вкусно печь, и ты будешь третьим, кто попробует мой торт», и достаёшь контейнер. - Это сетевой маркетинг. На мероприятие ты вообще не пошла, но все там только и говорят о том, как ты вкусно умеешь готовить. - Это раскрученная торговая марка. Ты пришла в музей с друзьями и видишь мужчину. Подходишь к нему и говоришь, что тебя зовут Светка. Все знают, как хорошо Светка готовит. При этом Светка знает, что ты выдала себя за неё. За это Светка получает шоколадку. - Это франчайзинг. Ты пришла в ресторан с подругами, и вы видите ресторатора. Каждая из вас рассказывает, как вкусно она готовит и что она за это хочет получить. - Это тендер. Ты собираешься на бал, а подруга уже там и распространяет записки, в которых описано, как ты вкусно умеешь готовить. - Это распространение пресс-релиза. Ты приходишь на вечеринку и говоришь в микрофон, что вкусно запекаешь утку. Через пару дней все гости с вечеринки встречаются в диспансере. - Это жертвы недобросовестной рекламы. Ты приходишь на новогоднюю вечеринку и говоришь пятерым присутствующим там парням, что если каждый из них расскажет пятерым своим корешам, что ты вкусно готовишь, а те, в свою очередь, ещё пятерым и т. д., то ты им приготовишь блюда. Когда уже полстраны мечтает, попробовать твои блюда, ты всех динамишь и скрываешься в неизвестном направлении. - Это «МММ». Ты приходишь в ресторан и заявляешь, что ты вкусно готовишь. Hо тому, кто угостит швейцарским шоколадом и французским шампанским, ты подаришь "Наполеон". А тому, у кого есть «Советское шампанское» и плитка «Алёнки», - два "Наполеона" или, может, даже два "Наполеона" плюс "Тирамису". - Это протекционизм. Ты приходишь на вечеринку вместе со Светкой (ты классно печёшь, она круто жарит)... Всем присутствующим выставляется условие: мы вместе... - Это стратегическое партнерство. Ты берёшь у подруги миксер и продукты, обещая отдать ей каждую вторую шоколадку, которую заработаешь за вечер... - Это акционерное общество. Ты уродина, и тебя видеть никто не хочет... Но папа проплачивает банкет... Толпа народу, и все готовы любить твои пончики... - Это государственные субсидии. Ты приходишь на вечеринку, не танцуешь, не смеёшься и просто плюёшь на всех, моешь руки в крюшоне, сплевываешь на свечки, воткнутые в торт... Все вокруг следят за тобой с вожделением... - Это лидирующее положение на рынке. Ты вегетарианка, но вынуждена ходить на дегустацию стейков... - Это политика компании. Все давно знают, насколько ты вкусно готовишь... И тут ты пускаешь слух, что смотришь бои ММА... - Это захват новых рынков. Ты приходишь в кафе, видишь мужчину и рассказываешь, как ты вкусно готовишь и что тебе необходимы 2 чашки кофе и 2 шоколадки. Вы идёте к тебе в ресторан, но ты говоришь, что ты устала, и вместо тебя готовит твоя подруга. За это ты ей отдаешь одну чашку кофе и одну шоколадку. - Это аутсорсинг. Вы приходите в университет, видите студента, подходите к нему и говорите: «Поехали к нам в пекарню, мы делаем клёвые пончики». А он говорит: «Я не могу, потому что не люблю сладкое». - Это неверный выбор целевой группы. Ты готовишь за шоколадки и кофе, после чего передаёшь заработанное подруге, которая приносит всё это добро к тебе домой, и вы в компании с друзьями пьёте кофе и закусываете... - Это отмывание капитала. Ты приходишь в театр, вся такая красивая, уверенная в себе и умная... Ты знаешь, что плюс ко всему ты отлично готовишь... Ты готова совершенно бесплатно подарить свои пончики любому мужчине... Но всех мужчин расхватали какие-то девицы и требуют от них денег. - Это рынок.
Однажды мне было 17 и наступал Новый год. И вот звонок в дверь, за дверью - друг детства Иващенко сотоварищи. То есть толпа безмозглых первокурсников. В руках у них топоры и пилы. А в лестничном пролёте стоит ель. Стволом на первом этаже, а верхушкой на моём, пятом Это мои друзья решили подарить мне ёлку и срубили её в ближайшем лесу. Отпилили верхушку и понесли по городу. В милицию не забрали их, потому что начало 90-х, Люберцы. Какая нафиг милиция А то, что в лесу казалось маааленькой верхушкой, в городе заняло весь мой подъезд. Ну, от этой верхушки отпилили ещё верхушку и, наконец, одарили меня ёлкой И вот стали они думать - а куда её, собственно, воткнуть? Держалки для ёлки у меня нет. Нашли огромную картонную коробку - до жопы мне высотой. Взяли ведро для мытья пола. И пошли обворовывать детскую песочницу. Натаскали вёдер 20 ледяного песка, в коробку засыпали и ёлку воткнули А ёлка всё равно кренится. Тогда нашли верёвку и привязали верхушку ёлки к карнизу Нарядили её и спать легли вповалку Ночью просыпаемся от дикого грохота. Песок оттаял, размочил коробку, ёлка начала падать, вырвала карниз (нашу хрущёвку когда строили - весь цемент украли и стены держались только на песке и обоях:) и того-с, ёбнулась В комнате - Сахара, блять! Песка по колено. В песке битые игрушки. Сверху ёлка с привязанным к ней карнизом. С утра эти дятлы разошлись. Причём все по домам, а ипохондрик Иващенко в поликлинику. «Я - говорит - температуру померил, у меня 36,7, а вчера когда ёлку нёс - вспотел. А температура и потливость - первые признаки СПИДа». А вечером из-за несчастной любви ко мне пришёл кончать с собой один пьяный лейтенант ВВС. Решил сброситься с крыши. Чтобы мимо меня пролететь и мне стыдно было. Я села смотреть в окно, а он пошёл на крышу. Смотрю - дрожащая нога сверху появляется и лейтенант с крыши спрыгивает на мой же балкон. Я ему балконную дверь открыла, он деловито через квартиру прошёл, в подъезд вышел - и на чердак опять полез И так раз 10! Задолбал в край. Я ему говорю: «Ходишь туда-сюда, хоть ёлку выброси!». Он обиделся и ушёл с концами. Но ёлку унёс, слава Богу А песок я с балкона повыбрасывала, потому что совести у меня не было. А моя подруга Иванова в своём заборостроительном институте как раз про цемент экзамен сдала. И мы по её конспектам раствор замутили, кусок стенки восстановили и вкрутили в неё карниз. Боже, я даже знала, зачем нужны дюбели! Куда что делось? В общем, никаких живых ёлок у меня с тех пор не было.
Дочка, напевая, крутится перед зеркалом в новой рубашке "милитари": - Группа крови на рукаве! Мой порядковый номер на рукаве! Сын, подхватывая: - Рукава завязаны сзади!
- Ко мне приезжают Билл Гейтс, Безос, Цукергберг, - сказал Трамп. - Приезжают главы крупных банков. И все говорят мне приятные слова. Честно говоря, это для меня очень непривычно. Я привык к тому, что меня все постоянно ругают.
Однажды срочно нужна была работа, и я устроилась по первому же объявлению, где искали корректора. На следующий день оказалось, что издание - рекламный буклет петербургских лупанариев. Впечатления остались богатые, но сейчас не об этом. В разгар рабочего дня зашла юная верстальщица: - Ты, Таня, у нас тургеневская барышня. Оглядев свои видавшие виды джинсы и облупленные носы ботинок, я с сомнением покачала головой: - Это вряд ли. Девочка заупрямилась: - Нет, ну правда, у тебя рабочее место как у тургеневской барышни. Девочка вернулась к себе, а я принялась тупо рассматривать гранку с "письмами наших читателей": "Уважаемая редакция! Слышал, что регулярные занятия любовью улучшают состояние волос. Правда ли это?" Из-за гранки при этом торчали фотографии голых баб в зазывных позах и рекламы развеселых домов. Когда позже она зашла с правками, я не выдержала и спросила: - Катюша, что на моем рабочем месте наводит тебя на мысль о тургеневских барышнях? Девочка с уважением: - У тебя всегда книжка на столе. - Где?! - А вот! И ее розовый пальчик ткнул в орфографический словарь.
Не верьте пропаганде, что презервативы - это безопасный секс. Вообще ни разу. Только бронежилет и полный шлем могут гарантировать, что вам не расцарапают спину, не откусят ухо или не двинут локтем в челюсть.
однажды выкинул только полученную карточку из банка в урну. на входе в здание. засучил рукава, нашел. две девчонки стояли смотрели. подумал еще, хоспадя, видят меня в первый и последний раз. вымыл руки, прихожу в офис. а они там — пришли ко мне на собеседование наниматься на работу в нашу контору.
Всю историю человечество переживает прогресс, и после очередного скачка приходится расхлёбывать неочевидные последствия. В частности, в сфере распространения информации: появление книгопечатания довольно быстро перевело идею "некоторые бабы - ведьмы, их надо выявлять и уничтожать" из категории чьих-то одиноких умствований в категорию "умные люди в умных книгах пишут...". А распространение радио и даже немножко телевидения сделало возможным Гитлера. Без радио он писал бы газетные статьи, столь же нудные, как его программная книжка, а вживую выступал бы перед товарищами в пивной, и до заметного уровня дорос бы к пенсии. Сейчас возник интернет и соцсети. Последствия явно будут разными, и не всегда приятными.
Я однажды была вынуждена от скуки в санатории перечитывать Гюго. И придумала вместо точки после каждой фразы добавлять мысленно "Готичненько". Когда там изуродованный мальчик добрался до виселицы и ушел в буран, я уже изнемогла от смеха. Тут ко мне подходит какая-то дама и спрашивает - что такое смешное читаете? - я не могу ни слова сказать, показываю ей обложку. Она: "Человек, который смеется. А, анекдоты..." и уходит.
Святая Франциска Хавьер Кабрини, покровительница эмигрантов. Скульптура в парке Департамента Миграции Министерства Иностранных Дел Аргентины, г. Буэнос Айрес.
В Питере есть несколько Рабфаковских улиц и переулков. Во времена детства эти названия были просто корявыми, сейчас они заиграли какими-то новыми красками.
Дед с приятелем (обоим было лет по 30) в 1922-м приехали из Минска в Москву. На первом этаже бывшего доходного дома по Трёхпрудному ("Володские Дома") в то время располагался склад красок и других стройматериалов. Помещение из-за впитавшегося в стену запаха и прочих "складских" прелестей, типа крыс, было непригодным к проживанию. Парни, будучи к тому времени обременными женами, подрядились у домуправа (или как там эти новые пролетарские начальники назывались, у местного Швондера короче) привести помещение в порядок, чтобы двум семьям там жить. На собственные деньги отремонтировали, сделали перепланировку, привезли жен и зажили. У каждого - по три комнаты. В 1927-29 годах у них было уже по двое детей, но квартиру всё равно "уплотнили". Отобрали у обеих семей по комнате, в каждую из которых вселили ещё по семье, швондеры не дремлют... Так что родился я уже в обычной коммуналке на 4 семьи. В середине 60-х в доме сделали капитальный ремонт, квартиру разделили на 2, мы получили отдельную трехкомнатную той же площади, что и бывшие три комнаты. Но недолго радовались, через пару лет Моссовет забрал наш дом под торговые представительства инофирм, которые и по сей день там. Так я оказался в Измайлове. 85 лет спустя 18-летняя правнучка бойкого минчанина, переселившись в Бруклин и ахнув от местных цен на жильё, поступила в точности, как её прадед. Выбрав район, из которого в её институт в Манхэттене на сабвее минут тридцать езды, нашла подходящий апартмент-комплекс, договорилась с ленд-лордом и вместе с подругой и другими будущими руммэйтами (но, главным образом - сама) за лето отремонтировала совершенно нежилой до того бэйсмент (цокольный этаж). Теперь помимо спален у них имеются вполне приличная кухня с барной стойкой, гостинная, комнатка для компьютеров и другая - для медитации. И большая мастерская, разумеется, потому что у всех руммэйтов артистические специальности. Интересно, долго ли ждать бруклинского Швондера?
Зигмунд Фрейд рассказывал, что придумал технику укладывать своих пациентов на кушетку, потому что не мог выносить, когда на него смотрят другие люди по восемь часов в день.
На севере без взрывчатки могилу зимой просто невозможно выкопать. Складывали всех, кого надо, до весны в погреб. В Норвегии и Швеции в деревнях раньше тоже весны ждали. Поэтому до середины апреля свадьбы не играли - священник отпеваниями занят был три недели минимум.
заметил, что мне уже давно не звонят на московскую симку мошенники, хотя раньше звонили по два-три раза в неделю годами. Вышло интересное наблюдение - симка та была отключена месяца три, нужен был слот под другую. Включил обратно перед новым годом, и с тех пор тишина и ни одного мошенника. Отличный получается способ вычистить номер из ихних баз.
В апреле 1911 года из парапета Карлова моста в Праге вынули камень, чтобы сделать ящик, в котором хранилось снаряжение для спасения утопающих. На крышке была надпись: «Средства для спасения утопающих. Ключ находится у постового перед мостом». Как отмечают историки, в то время с моста регулярно прыгали самоубийцы.
Помню, 1989г. Маленький толстенький полковник Соболев, с засаленным воротником и розовым пропитым хрюкальником, однажды достал из секретного чемодана прошитый конспект и начал лекцию по Научному Коммунизму. Его нам начали читать лишь на четвертом курсе. После политэкономии и истории КПСС. Давали нам его эти долбоежики как таинство для непосторонних ушей. Была какая-то тема, типа, "Нерешенные вопросы НК": все вопросы классики уже порешали, а эти - ну никак. И вот, рисует Пятачок такую линию длиной метр на доске. Ставит точку - начало отрезка - Социализм. И посередине вторую точку - Коммунизм. И далее - третью точку X. И говорит с придыханием: - Вы же понимаете, по Гегелю все имеет начало и конец. Значит, Социализм закончится и начнется Коммунизм. А потом и он закончится... И начнется что-то еще. Если бы он знал, как уже скоро мы переместимся в точку Х.
Из серии "пусть лежит, может пригодиться". У меня дома, в прошлой жизни, была шпага. Мой бывший муж ее принес неведомо зачем из театральной академии. Моя свекровь Серафима Григорьевна гоняла этой шпагой крыс, когда они завелись у нас в квартире. Центр Питера, там аллигаторы могли завестись, никто бы не удивился.
