Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Вовочка059
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Бывают привычки возвышенные: читать перед сном, делать утреннюю зарядку. А есть моя – сидеть в ванне и смотреть, как она наполняется. Дурацкая, знаю. Но это мой личный дзен, мой момент умиротворения перед тем, как смыть с себя налёт будничной суеты.
В тот злополучный вечер суета, кажется, решила нанести превентивный удар.
Раздевшись, я торжественно уселся в холодную эмалированную чашу и повернул краны. Вместо благородного потока из излива на меня с шипением обрушился душ. Я же забыл переключить ручку! Наша сантехника, пережившая ещё деда жены, восприняла это как объявление войны. Раздался оглушительный гидравлический удар, стальной шланг душа вздрогнул, и на стыке лопнула резьба. Оттуда, с свистом вырываясь под давлением, ударила струя горячей воды прямо мне в грудь.
Я взвыл, но не голосом, а как-то внутренне, и в позе обожжённой креветки потянулся к крану, чтобы перекрыть воду. Вода захлебнулась, и воцарилась зловещая тишина, нарушаемая лишь моим шипением и частым капаньем из проклятого шланга. Надо было его выкрутить. Разворачиваясь в тесном пространстве, я задел локтем жестяную мыльницу. Та, звякнув, совершила идеальный полёт и юркнула в щель между стиральной машинкой и стеной, под раковину.
Мыло – вещь сакральная. Без мыла вечер был бы окончательно испорчен. Стиральную машинку пришлось с скрежетом выкатить на середину ванной. И тут я увидел Его. На белой крышке агрегата лежал, безмятежно улыбаясь, розовый плюшевый заяц – игрушка моей пятилетней дочери. «Поющий гад», – пронеслось у меня в голове.
Чтобы дотянуться до мыльницы, пришлось лечь животом на холодный пластик машинки и протянуть руку в пыльную паутину. В этот момент я почувствовал, что мое тело, и без того пребывавшее в состоянии стресса, заняло крайне неустойчивое положение. Я пополз вперёд, и в этот самый миг мое мужское достоинство, простите за физиологическую откровенность, с нежностью уперлось в пузо несчастного зверька.
Раздался тихий щелчок, и заяц, подрагивая, завел свою проклятую песенку: «Как-кой-чу-де-сный-день…»
Терпение моё лопнуло. Весь день, всю неделю, всю жизнь копившаяся ярость вырвалась наружу. Чтобы выключить зайца, нужно было нажать на кнопку ещё раз. А я был перегнут пополам, руки были заняты мыльницей. Единственный инструмент, находящийся в непосредственной близости от цели, был уже опробован и показал свою чудовищную эффективность.
«Заглохни, тварь пушистая!» – прохрипел я и начал методично, с остервенением, прыгать на несчастной игрушке тем самым местом, пытаясь попасть по кнопке.
Именно в этот момент, под аккомпанемент унылого «Какой-чудесный-день-день-день…», дверь в ванную открылась. На пороге стояла жена. Заяц, под моим финальным, сокрушительным нажимом, захлебнулся на полуслове.
Я замер в позе, которую можно описать как «раненный насмерть гладиатор на стиральной машине», с мыльницей в одной руке и с дикой, адреналиновой эрекцией, возникшей, видимо, от ярости и трения.
Жена медленно перевела взгляд с моего пунцового лица на розового зайца, потом обратно на меня. В её глазах читался не ужас, не гнев, а какая-то космическая, вселенская усталость от бытия. Она тяжело вздохнула и произнесла фразу, которая, я уверен, высечена на скрижалях супружеского долготерпения:
– Ты бы хоть закрывался, что ли, когда… занят.
Дверь закрылась. Я остался наедине с зайцем, с разорванным шлангом и с бездонной пропастью стыда внутри. Мыться уже не хотелось. Хотелось закричать. Но я лишь тихо прошипел в тишину:
– Чудесный день. Просто чудесный.
И плюшевый заяц, казалось, молча с этим соглашался.
«Шах, мат и театр: как Саратовский Дворец пионеров выставил крупную фигуру на сцену»
1950 год. Саратовский Дворец пионеров и школьников. В шахматном кружке царит тишина, прерываемая лишь щелчком часов и глухим стуком передвигаемых фигур. Юные стратеги склонились над досками, обдумывая ходы. Среди них — пятнадцатилетний Олег, чей ум уже тогда был остёр, как лезвие, а взгляд — пристален, как у гроссмейстера.
Внезапно в дверь стучат. Входит Наталья Иосифовна — руководитель театрального кружка «Молодая гвардия», женщина с энергией, способной затмить даже самый яркий прожектор. Она обращается к руководителю шахматного кружка Сергею Петровичу:
— Извините, что прерываю — нам бы надо троих парней на массовку. А то сами знаете, у нас одни девчонки...
Трое ребят, включая Олега, отрываются от шахматных досок и уходят в мир, пахнущий гримом, кулисами и трепетом сцены. Для них это было лишь небольшое приключение, возможность прогулять занятия и посмотреть на девчонок. Но для Олега это стало поворотным моментом.
Он втянулся. Ему понравилось. Шахматные фигуры, некогда такие важные, постепенно уступили место театральным ролям. Занятия шахматами сошли на нет, а вот страсть к сцене разгорелась с невероятной силой.
Эту историю рассказал гроссмейстер Сергей Шипов — как одно случайное вмешательство подарило нам великого актёра. Наталья Иосифовна Сухостав, в будущем заслуженный работник культуры РСФСР, даже не подозревала, что её просьба о массовке станет тем самым ключом, который откроет дверь в мир театра для Олега Табакова.
Теперь, оглядываясь назад, понимаешь: иногда судьба делает неожиданный ход. И то, что кажется случайностью, на самом деле — часть большой игры. Шахматы научили Олега думать, анализировать, предвидеть. Но театр подарил ему нечто большее — возможность проживать тысячи жизней, быть разным, оставаясь собой.
И кто знает, может, именно шахматная логика помогла ему впоследствии выстраивать роли с ювелирной точностью, а умение просчитывать ходы — управлять театром и находить верные решения.
Такие дела... Одна случайная просьба, три парня из шахматного кружка, и среди них — будущая легенда. Вот так, в тихом Саратовском Дворце пионеров, судьба разыграла свою партию — и поставила мат шахматам в пользу театра.
«Сосед, коллега или пациент? История одной маршрутки двадцатилетней давности»
Двадцать с лишним лет назад, в те времена, когда маршрутки были главным видом транспорта, а телефоны ещё не отвлекали нас от окружающего мира, со мной приключилась история, которую я до сих пор вспоминаю с улыбкой. Возвращаясь от родителей, я села в маршрутку и сразу подошла к водителю, чтобы расплатиться. В салон не смотрела — всё внимание было на деньги и сдачу. Развернулась — и увидела радостное лицо молодого человека, который жестами приглашал меня сесть рядом. Судорожно начала вспоминать: где я его видела? Через секунду подумала — сосед по дому! Ехать далеко, и я обрадовалась компании.
Мы поздоровались. Я объяснила, что еду от родителей. Пауза. И тут он говорит: — Я тут узнал, по сколько вы мне на часы скидывались. Мне неудобно стало.
В голове пронеслось: «Подъезд у нас дружный, он активист. Наверное, был день рождения — коллективный подарок. А я была в отпуске и пропустила всё». Но тут же вторая мысль: «Подъезд дружный, но не до такой же степени!». — Какие часы? — спросила я. — Да ладно, я всё знаю, спасибо! — улыбнулся он.
Пауза. Я внимательнее посмотрела на него — и поняла, что он не очень похож на соседа. — Вы меня, наверное, с кем-то путаете? Он испуганно: — Наверное… — Я — с соседом по дому. — Я — с коллегой по работе.
Пауза. Затем смех и лёгкая неловкость. Я убедилась, что раньше никогда его не видела. Выяснилось, что он работает венерологом, и редко видит ту самую коллегу, с которой меня перепутал. Я мысленно порадовалась, что он принял меня за коллегу, а не за пациентку.
Всю дорогу он нервничал, мы пытались поддерживать глупый светский разговор. Наконец, подъезжаем к моему району. Мне нужно было выйти на третьей остановке из четырёх. Проезжаем первую… Мне становится интересно. Вторая… Я тихо про себя веселюсь. Вдруг он говорит: — Мне на следующей. — Так может, я не так уж ошиблась? — поддразниваю я. — Вам куда по улице — вверх или вниз? Он показывает направление. Мне очень весело. Он догадывается, что мне туда же. — Вы живёте в новом доме сорок… — начинает он и вдруг осекается. Не поняв, в чём дело, радостно подхватываю: — Сорок пять!
На его лице промелькнула целая гамма чувств — от удивления до паники. Мы вышли. Пауза. Он сказал, что купит в ларьке сигареты и догонит меня. Наконец я сообразила: он решил, что я его разыгрываю! Пошла домой. У самого подъезда обернулась — увидела, что он идёт на расстоянии, совершенно растерянный, и смотрит, куда я зайду.
Я зашла в свой подъезд, пешком поднялась на этаж и услышала его шаги и звук вызываемого лифта.
Занавес.
Эта история напоминает нам, что иногда жизнь — это самый лучший режиссёр. И если вам кажется, что вы кого-то узнали — возможно, это просто венеролог, который перепутал вас с коллегой. Или сосед, который решил, что вы скидывались ему на часы. Главное — сохранять чувство юмора и не покупать часы в подъезде.
«Двойная реальность, или Как пионерлагерь научил нас считать до трёх»
В те времена, когда студенчество измерялось не кредитами, а стройотрядами, "картошкой" и пионерскими лагерями, на наш гуманитарный факультет свалилась «честь» — провести лето в роли вожатых под Москвой. Декан, романтик до кончиков усов, верил, что дети сделают из нас людей. Дети сделали. Но только после того, как мы сами превратились в подобие дикого племени, сплочённого не идеями, а крепкими напитками.
К концу смены мы были настолько едины, что родители, приезжая к чадам, с каждым днём видели всё менее узнаваемые лица. Наши физиономии, опухшие от бессонных ночей и "утренней росы", сливались в одно коллективное полотно — шедевр абсурда и братства.
Закрытие последней смены в августе стало апофеозом. Мы отметили его так, что сознание вернулось лишь к сентябрю. А утро встретило меня видом моего друга, стоящего у окна. Он судорожно перебирал пальцы, шептал что-то, затем замирал, вглядываясь в даль, и снова начинал считать. Длилось это минут пятнадцать.
— Ты чего там считаешь? — не выдержал я. Он подозвал меня с светящимися от ужаса глазами: — Смотри, видишь, идёт два одинаковых Михалыча!
Я увидел одного Михалыча — дворника, семенящего с метлой. — За ним идут две одинаковых жены! — продолжал друг. Действительно, за ним плелась его громадная супруга, что-то бубня и подталкивая его. — Не бери в голову, — успокоил я. — Это бывает. Выспишься — и всё будет в одном экземпляре.
Но друг, пересчитав пальцы в очередной раз, произнёс роковое: — То, что их по двое, я ещё понимаю. Это часто случается... Но объясни, почему за ними идут ТРИ ОДИНАКОВЫХ СОБАКИ?!
Мы замерли в шоке. Кавалькада из двух дворников, двух жён и трёх псов стала для нас символом той грани, где алкогольное опьянение перерастает в философский ужас.
Годы спустя друг признался: именно тот день заставил его бросить пить на целый год. Да и сейчас, после возлияний, он к окну не подходит — боится снова увидеть умноженную реальность.
Мораль: пионерлагерь учит не только дружбе и работе с детьми, но и тому, что иногда трезвый взгляд на мир — лучшая защита от двоящихся Михалычей и троящихся собак. И если вам вдруг покажется, что реальность множится — просто закройте глаза. Или перестаньте пить. Хотя бы до обеда.
P.S. Говорят, Михалыч до сих пор ходит по той аллее. Один. С одной женой. И одной собакой. Но кто его знает — может, это тоже лишь наша трезвая версия?
Рецензия на фильм «Сало, или 120 дней Содома» (1975)
Оценка: 1/10 — Антикино как акт разрушения
Один мой знакомый, обладающий базовой эмпатией, как- то сказал: "Вы фильм «Сало...» не смотрели? Так вот, и не смотрите". Пьер Паоло Пазолини, безусловно, один из самых интеллектуально сложных и провокационных режиссёров в истории кинематографа, но «Сало...» (ударение на последний слог) — это не фильм в привычном смысле слова. Это тотальный акт насилия над зрителем, эстетизированный манифест отчаяния, снятый незадолго до собственной гибели режиссёра.
Фильм, переносящий роман маркиза де Сада в последние дни фашистской Италии, — это не просто шоковый контент. Это сознательное уничтожение всех границ: между телом и духом, между властью и бесправием, между искусством и порнографией. Пазолини не показывает — он препарирует, вскрывает гнойник человеческой природы, лишённой морали под давлением тоталитарной системы. Сцены пыток, унижений, фекализма (поедание экскрементов) — это не ради «эффекта», а метод демонстрации абсолютной дегуманизации.
Почему оценка 1/10? Потому что это кино, которое невозможно «оценить» по шкале развлечения или эстетического наслаждения. Оно создано, чтобы вызвать отторжение, ужас и физиологическое неприятие. Его цель — не катарсис, а травма. Пазолини не оставляет зрителю ни малейшего луча света, ни намёка на надежду. Это визуальный ад, смонтированный с холодной, почти документальной точностью.
Кому можно смотреть? Только тем, кто изучает кинематограф как философский феномен, готов к глубокому психологическому анализу и обладает устойчивой психикой. Это не для «любопытствующих» — это для тех, кто способен выдержать бездну и не сломаться.
Вердикт: «Сало...» — это опыт, который не приносит ничего, кроме шока и отвращения. Это фильм-предупреждение, фильм-приговор. Его не стоит смотреть ради «остроты ощущений». Это тот случай, когда искусство перестаёт быть искусством и становится орудием пытки. 1/10 — не потому, что это «плохое кино», а потому, что его существование оправдано лишь в контексте академического исследования. (21+) — крайне мягкое ограничение; многим зрителям не стоит сталкиваться с этим никогда.
«Кино для взрослых: от сантехников-супергероев до Камы с утра»
Мир порно-кинематографа 🍓 — это вселенная со своими законами, мифами и абсурдом, который порой смешнее комедий. Почему женщины досматривают такие фильмы до конца? Опытные зрительницы утверждают: они надеются, что в финале будет свадьба. Ведь сюжет, как правило, начинается с того, что курьер принёс пиццу, а заканчивается… да ничем не заканчивается! Так что надежда на бракосочетание — единственное, что поддерживает интригу.
Но у этого жанра есть и более серьёзные недостатки. Например, он создаёт у зрителей иллюзию, что сантехники и электрики 👨🏭 прибывают по вызову быстрее, чем супергерои. В реальности же ждать мастера можно неделями, и он точно не предложит «особый способ оплаты». То же касается 👩⚕️ медсестёр и женщин-стоматологов: кинематограф убеждает нас, что они всегда готовы к страстным приключениям прямо на рабочем месте. В жизни же вас, скорее всего, вежливо попросят заполнить анкету.
Съёмочный процесс тоже полон курьёзов. Мужчины-актёры, не задействованные в сцене, часто стоят в сторонке и… помогают себе руками. Почему? Всё просто: чтобы не заглохнуть на холостых оборотах! Как автомобиль, который нужно прогревать перед поездкой, так и актёр должен быть «в тонусе» — вдруг вызовут на съёмочную площадку.
А вот история про душ и вовсе стала легендой. После съёмок уставший актёр направился помыться. Там уже мылась начинающая порнозвезда 18 лет. Увидев его, она возмутилась: «Куда попёрся, тут девушки!». Ирония в том, что минуту назад они вместе осваивали половину поз Камасутры перед камерой. Но видимо, душ — это священное пространство, где действуют свои правила приличия.
Говоря о Камасутре: откуда появилось это название? По одной из версий, 5000 лет назад предки индийских ариев жили на Урале, на берегах реки Камы.🌊 Один из них любил встречать рассвет на песчаном берегу — не один, а с подругой. После акта он восторженно восклицал: «Как же она прекрасна, Кама с утра!». 🏞️ Так и родилось слово «Камасутра» — как символ любви и красоты утренней реки.
И да, порнофильмы — пожалуй, самые гуманные в мире кино. Ни трупов, ни крови, ни насилия — только добровольность, страсть и всеобщее довольство. Все любят друг друга, даже если знакомство началось с поломки холодильника.
Так что пусть в вашей жизни будет больше любви, понимания и немного здорового юмора — как в этом сокровенном, но таком искреннем жанре. 💐
ФЕЛЬЕТОН НА ТЕМУ: «ЗВОНОК ДЛЯ ГЕРОЯ СРАВНИТЕЛЬНОЙ МИФОЛОГИИ»
Действующие лица:
· Я (он же Пострадавший, он же Бдительный Гражданин). · Неизвестный Доброжелатель (голос с того конца провода, исполненный сладкой заботы о моём потребительском благополучии). · Курьер-призрак (лицо не установлено, присутствует в повестке гипотетически). · СМС-код (электронный страж ворот на «Сравни.ру», невольный предатель и спаситель одновременно).
Место действия: Моя кухня. Время: ранее утро. На столе дымится кофе, в голове — планы на день. В воздухе витает дух идиллии, который вот-вот будет грубо развеян телефонным звонком.
Раздаётся звонок. Не простой, а с международным кодом +810. Ах, как лестно! Звонят из-за границы! Наверное, Нобелевский комитет наконец-то по достоинству оценил мои труды по изобретению идеального бутерброда с колбасой.
— Алло! Это Курьерская Служба Вселенского Значения! — вещает на том конце голос, в котором деловая хватка борца с клиентами смешана с сиропной сладостью работника отдела заботы. — Для вас готов заказ с Озона! Через сорок минут к вам пребудет наш курьер! Вам это удобно?
В голове проносится вихрь вопросов. Что я заказывал? Слоновью кость? Шлем Александра Македонского? Саморазгружающуюся посудомойку? Но нет, память упрямо твердит: «Ничего не заказывал, даже носков».
— Я ничего не заказывал, — сообщаю я, наивно полагая, что на этом диалог исчерпан.
И тут мой визави совершает гениальный в своей наглости логический кульбит: — То есть, вы отменяете заказ?
В его голосе — неподдельное огорчение. Я чувствую себя варваром, который только что растоптал хрустальную вазу прекрасного сервиза. Точнее, сЕрвиса. Во мне просыпается вина и желание исправиться.
— Да… — неуверенно бормочу я. — Отменяю…
— Прекрасно! — его голос вновь становится победным. — Тогда для оформления отказа продиктуйте мне, пожалуйста, номер вашего заказа!
И в этот миг мой взгляд падает на экран телефона. Туда только что приземлилась СМС-ка. От неведомого мне доселе царства финансовых сравнений — «Сравни.ру». «Код для входа: 123456. Никому не сообщайте».
О, великий момент прозрения! Картина выстраивается в идеальную, пугающую своей простотой схему. Мне звонят не из курьерской службы. Мне звонят сравнительные мифологи нового времени! Они не Зевс и Гермес, они — Зловред и Мошеней.
Их «Озон» — лишь приманка, троянский конь из мира электронной коммерции. Их «курьер» — это не парень на велосипеде, а виртуальный гонец, который вот-вот примчится в мой личный кабинет на всех парах, чтобы оформить на мой счёт не заказ на доставку, а заказ на… кредит! Или два. Или двадцать. Пока я буду ждать упаковку с носками, они будут сравнивать: какой банк даст больше и быстрее.
Их «номер заказа» — это тот самый волшебный ключ-код из СМС, который откроет им врата в финансовый рай за мой счёт.
Я представил, как этот "курьер" на том конце провода, потирая руки, уже готовится не только «отменить мой заказ», но и «оформить» мне парочку новых: на микрозайм под «сравнительно» низкий процент и на кредитную карту с «сравнительно» грабительскими условиями.
— Извините, — говорю я, чувствуя, как во мне просыпается не вина, а праведный гнев консультанта по собственной безопасности. — Мой номер заказа — «идите лесом».
Трубка бросается на стол с таким чувством удовлетворения, с каким римский легионер вонзает меч в грудь варвара, посягнувшего на его виллу. Кофе ещё не остыл. Идиллия восстановлена. Правда, теперь она пахнет не только кофе, но и едким дымком от сгоревших мошеннических схем.
Мораль сей басни такова, друзья: Если звонят вам насчёт заказа, что вы не ждали, И просят код от вас узнать — трубку бросайте немедленно! Вам шлют не курьера с пакетом, а диверсанта финансового, Чтоб жизнь ваша разделилась на «до» и «после» кредита под двести процентов.
Вместо посылки — долговая яма, Вместо подарка — счета и стресс. Не верьте сладким обещаниям — Чтоб счётик в банке не исчез!
Запомните: настоящий курьер никогда Не спросит код — лишь подпись и улыбку ждёт. А кто звонит с подозрительным намёком — Тот в вашем бюджете проделает обход! 😉
«Критика рояля от айтишника, или Почему педали — это Шифт для ног»
В мире есть два типа людей: те, кто видят в пианино инструмент с многовековой душой, и те, кто оценивает его с точки зрения эргономики, функционала и дизайна. Именно эти два мира столкнулись, когда специалист IT пришёл в гости к музыканту. Тот с гордостью представил своё новое приобретение — рояль, блестящий чёрным лаком, с клавишами, как зубы у голливудской звезды.
Айтишник обошёл инструмент, внимательно осмотрел и выдал вердикт с невозмутимым лицом:
— Клава, конечно, так себе… Всего 89 клавиш — маловато будет. И дизайн незамысловатый — чёрно-белый, никакого RGB-подсвечивания. Надо бы апгрейдить.
Музыкант замер в ожидании продолжения. Гость не разочаровал:
— Но тому, кто придумал Шифт ногами нажимать — отдельный респект. Гениально! Освобождаешь руки для работы, а педалью даёшь Sustain. Это как Ctrl в комбинациях, только для ног. Надо бы и в клавиатуры такое внедрить — чтобы ногой зажимать Shift для капса.
В этот момент музыкант понял, что его рояль только что прошёл тест на профпригодность в мире IT. И даже получил одобрение — за педаль. Ведь что такое педаль сустейна, как не аналог клавиши-модификатора? Держишь ногой — звук длится, отпускаешь — обрывается. Прямо как с Shift: зажал — буквы большие, отпустил — обычные.
Возможно, именно так и родились бы гибридные инструменты будущего: пианино с подсветкой клавиш, встроенным Wi-Fi и педалью, которая одновременно запускает сохранение в облако. Айтишник бы одобрил.
Но пока — респект тому неизвестному гению, который centuries ago (столетия назад) придумал «Шифт для ног». Он не знал слов «эргономика» и «интерфейс», но создал то, что IT-специалисты оценят лишь спустя столетия.
P.S. Музыкант после этого купил другу механическую клавиатуру с кликающими свитчами. В качестве ответа. Айтишник до сих пор пытается подключить к ней педаль от пианино.
«Красные обои, или Как Тольятти меня учил географии»
Тольятти конца прошлого века — это город-стройка, город-мечта, город-близнец. Его новенькие панельные дома росли как грибы после дождя, и у каждого была одна важная особенность: они были настолько похожи друг на друга, что даже голуби, садясь на подоконники, иногда путали этажи. Именно в этом каменном лабиринте стандартов и типовых проектов со мной приключилась история, которую я до сих пор вспоминаю с лёгким ужасом и смехом.
Я гостил у родственников. После ужина решил прогуляться — подышать воздухом Волги, посмотреть на молодой город. Улицы были тёмными, фонари горели не везде, а дома стояли как солдаты в строю: одинаковые подъезды, одинаковые балконы, даже клумбы у входа казались сестрами-близнецами. Я бродил, наслаждаясь тишиной, и вот пришла пора возвращаться.
Подхожу к «своему» дому. Поднимаюсь на «свой» этаж. Нажимаю на «свою» кнопку звонка. Дверь открывает незнакомый парень. В голове мелькает: «Наверное, друг семьи, гость». Но потом я вижу ЭТО. За его спиной — прихожая. И она ярко-красная. Не просто красная, а огненно-алая, как будто внутри квартиры горит вечный закат.
Мой мозг отказался верить. Я же всего час гулял! Как за это время можно было полностью переклеить обои? Да ещё такие — будто из голливудского фильма ужасов? Я представил, как мои родственники с дикой скоростью сдирают старые обои, месят клей, хватают валики — и всё это пока я смотрел на безразличные звёзды над Волгой.
Парень смотрел на меня с лёгким подозрением. Я, пытаясь сохранить достоинство, спросил: — Извините, это дом номер 111-Б? — Нет, — ответил он. — Это соседний. Я извинился и побрёл обратно — в правильный подъезд, с правильными обоями. Но тот красный портал в другую реальность остался со мной навсегда.
Теперь я знаю: Тольятти — это не просто город машин и одинаковых домов. Это место, где можно зайти в соседний подъезд и оказаться в параллельной Вселенной, где обои кричат, а родственники исчезают. И если вам когда-нибудь покажется, что вы заблудились во времени и пространстве, — просто посмотрите на цвет стен. Возможно, вы просто не там нажали на кнопку.
P.S. Говорят, тот парень так и живёт с алыми обоями. А я (Denial, оставивший комментарий к рассказу о коте- путешественнике из 1993) до сих пор мечтаю спросить у него: «Какой клей вы использовали? Он явно держит не только обои, но и границы реальности».
«Объятия на гололёде, или Случайное спасение на Блюхера»
Декабрь 1998-го. Екатеринбург. Температура где-то под минус двадцать, тротуары — как каток, а воздух пахнет снегом, надеждой и лёгким дыханием эпохи, когда мобильники были роскошью, а знакомства начинались со взгляда в упор. Мне ещё не стукнуло тридцать, и мир казался бесконечно большим — особенно когда ноги сами несли тебя вперёд по обледенелым улицам.
Перекрёсток Блюхера и Уральской. Лестница, ведущая вниз, — идеальная метафора жизни: кажется, вот-вот достигнешь дна, но оно внезапно становится стартом для полёта. Последние ступеньки блестели, как полированный хрусталь — дворник, видимо, решил, что лёд украшает город лучше, чем песок. Я поскользнулся и полетел вперёд — не падая, а почти паря, как чайка на ветру.
И тут я увидел её. Девушка, идущая навстречу — не спасительница, а скорее стихийное препятствие, которое внезапно стало решением. Со всего размаху я заключил её в объятия. Это не было объятием нежности — это был акт самосохранения, жест отчаяния и надежды одновременно. Всё случилось за долю секунды: её взгляд, широко открытые глаза, мой импульсивный бросок.
Она опешила. Не крикнула, не оттолкнула — просто произнесла: — Ну чего? Эти два слова вместили в себя всё: удивление, лёгкий испуг, и даже намёк на иронию. Я стал извиняться, объяснять про дворника-лентяя, про лёд, про то, что я не маньяк, а просто жертва гололёда.
И вот тут случилось странное: мне понравилось. Не она — а сам момент. Эта внезапная близость с незнакомым человеком, тепло сквозь зимние куртки, смех, который вот-вот готов был вырваться. И, кажется, ей тоже — по крайней мере, она не убежала, а слушала с улыбкой.
Можно было бы познакомиться. Спросить имя, предложить кофе, начать историю. Но — увы — она была не в моём вкусе. Не потому, что была нехороша собой. Просто иногда момент прекрасен сам по себе, без продолжения. Как случайный аккорд в симфонии — не главный, но идеально вписанный.
Я кивнул, ещё раз извинился и пошёл дальше. Она — в свою сторону. Мы не обменялись телефонами, не пообещали встретиться. Но где-то в Екатеринбурге до сих пор живёт эта история: о том, как гололёд может подарить тебе объятия незнакомца, а ты — подарить ему улыбку в ответ.
P.S. Если та девушка читает это — спасибо. Вы были прекрасным «столбиком». Надеюсь, ваш дворник стал посыпать тротуары.
«Типун на язык, или Диалог о Всевышнем на взлётной полосе»
Михаил Задорнов, мастер подмечать абсурдность бытия, как-то рассказал историю, которая могла бы стать сюжетом для короткометражки о вечном противостоянии детской непосредственности и взрослой суеверности.
Самолёт. Внутри — гудит всё: двигатели, нервная система пассажиров, кондиционеры. Все пристёгнуты, лица сосредоточенны — каждый мысленно прощается с землёй и готовится к встрече с небом. Впереди — мама с дочкой лет пяти. Девочка, ещё не испорченная взрослыми страхами, смотрит в иллюминатор широкими глазами. Самолёт разбегается, отрывается от земли, и в этот момент сквозь рёв турбин раздаётся её звонкий, невинный голосок:
— Мама, мы к Боженьке летим?
Вопрос, полный искренней веры и любопытства. Для неё полёт — это почти магия, а раз магия — то и направление должно быть соответствующее. Кто же живёт на небе? Конечно, Боженька! В её картине мира это так же логично, как то, что трава зелёная, а мороженое холодное.
Но взрослые — существа, испорченные суевериями и опытом. Мама, которая только что мысленно перебрала все грехи и запасные выходы, реагирует мгновенно — как будто дочка предложила прыгнуть без парашюта:
— Да типун тебе на язык!!!
В этом возгласе — вся суть человеческой природы. Мы хотим верить в лучшее, но готовимся к худшему. Мы мечтаем о рае, но панически боятся оказаться там раньше времени. И вместо того чтобы улыбнуться и сказать: «Нет, дочка, мы пока только в Сочи», — мы суеверно отгоняем саму возможность такого маршрута.
Задорнов, рассказывая это, наверняка хохотал. Потому что это идеальная метафора нашей жизни: мы летим к курортам, к бизнес-встречам, к родственникам — но где-то в глубине души всегда помним, что конечный пункт у всех один. И только дети могут сказать это вслух — прямо перед самым взлётом.
Так что в следующий раз, когда услышите в самолёте детский голос, задающий неудобные вопросы, — не кричите «типун!». Лучше вспомните, что мы все в какой-то мере летим к Боженьке. Но пока — только в качестве туристов.
«Немецкий порядок против Шекспира: когда дверь важнее монолога»
Конец 90-х. Гамбург. На сцене идёт спектакль «Гамбургского английского театра». Актёры — темпераментные англичане и раскованные американцы — погружены в страсти шекспировской драмы. Зрительный зал — строгие, подтянутые немцы, для которых культура — это не только искусство, но и порядок. Абсолютный, не терпящий компромиссов.
И вот в самый напряжённый момент, когда Гамлет вот-вот произнесёт «Быть или не быть», один из американских актёров, выходя на сцену, лишь слегка притворяет за собой бутафорскую дверь. Не захлопывает, не проверяет рукой — просто отходит, оставив её неплотно закрытой. Для него это мелочь, деталь, не стоящая внимания. Для немцев — это вызов самой системе мироздания.
В зале повисает тишина. Не та, что полна ожидания, а та, что гудит от внутреннего возмущения. И вот одна фрау, не выдержав, поднимается с места. Она не кричит, не свистит — она молча идёт к сцене, поднимается на неё, подходит к двери и… плотно её закрывает. Щелчок замка звучит громче, чем все реплики Гамлета вместе взятые.
Зал взрывается аплодисментами. Не вежливыми, а бурными, продолжительными, переходящими в овацию. Немцы аплодируют не актёрам, не режиссёру, не Шекспиру — они аплодируют порядку. Тому, что был восстановлен. Тому, что даже в мире иллюзий дверь должна быть закрыта правильно.
Актёры за кулисами позже шутили: «Хорошо, что Шекспир не дожил до этого дня. Это была самая долгая овация в истории нашего театра — и её вызвала не смерть Дездемоны, а обычная дверь».
В этом жесте фрау был весь немецкий дух: — Дисциплина важнее драматургии. — Пунктуальность побеждает поэзию. — Порядок — высшая форма искусства.
И возможно, где-то в театральном раю Шекспир грустно улыбнулся. Он понял, что его трагедии могут проиграть в борьбе с неправильно закрытой дверью. Но он же — гений — наверняка оценил иронию: иногда самый громкий успех приходит не к тем, кто говорит «Быть или не быть», а к тем, кто просто закрывает дверь. Плотно. На совесть.
Так что если вас когда-нибудь спросят, в чём разница между культурами, расскажите эту историю. Англичане создали Шекспира. Немцы сделали так, чтобы его пьесы шли при плотно закрытых дверях. И то, и другое — вечно.
«Дипломатия для BLM, или Как объяснить, что Чёрнобыль — это не про расизм»
2020 год. Америка бурлила, улицы городов заполонили активисты движения BLM, а в воздухе витали лозунги о справедливости, равенстве и тотальной переоценке всего, что хотя бы отдалённо напоминало о дискриминации. В этой атмосфере всеобщего безумия российское посольство в Вашингтоне стало неожиданным центром абсурдных инициатив.
Звонок первый. — Алло! Это снова активисты BLM! — раздался бодрый голос в трубке. — Мы призываем россиян и украинцев отказаться от словосочетания «чернобыльская катастрофа» — оно оскорбляет чувства афроамериканцев! Сотрудник посольства, человек с железными нервами и дипломом истфака МГИМО, вздохнул: — Вы в курсе, что название «Чернобыль» происходит от слова «чернобыльник» — то есть «чёрная трава»? Это вид полыни. — Да, мы знаем! — парировал активист. — Поэтому теперь следует говорить «афробыльник»! И катастрофа должна называться «афро-американская катастрофа»! Дипломат не смог сдержать улыбки: — Вы очень точно описали июль 2020 года в США... В трубке послышались рыдания и крик: «Проклятые белые демоны! Опять!» — затем короткие гудки.
Звонок второй. — Хай! Мы из BLM! — на этот раз голос звучал воинственно. — Призываем россиян отказаться от частицы «не» перед глаголами на «гр...». Слова «не грусти», «не грузи» — это микроагрессия! Дипломат, уже освоившийся, решил подыграть: — А как насчёт «не грабь» и «не громи»? Это тоже под запретом? Пауза. Затем яростный вопль: «Проклятые белые демоны!» — и снова гудки.
Но на этом крестовый поход против воображаемого расизма не закончился. Активисты добрались и до культурного наследия.
Литературный фронт. Книга Гавриила Троепольского «Белый Бим Чёрное ухо» была признана экстремистской. Причина — «неравномерный и оскорбительный окрас собаки». Бим, по мнению борцов за справедливость, должен был быть либо полностью белым, либо полностью чёрным — чтобы никого не обидеть. Вариант «пёстрый, как совесть человечества» — не прошёл.
Кинематографический фронт. Актёру Александру Панкратову-Чёрному предложили сменить фамилию. Варианты: «Панкратов-Африканов» или «Афро-Панкратов». Сам артист, по слухам, отреагировал просто: «Лучше уж буду Чёрным, чем бесцветным».
Географический фронт. Российское географическое общество получило требование переименовать Белое море. Один из предложенных вариантов — «Белое кающееся море». Река Белая на Урале, по логике активистов, должна была стать «Рекой Раскаяния».
Всё это могло бы казаться смешным, если бы не было так грустно. Где-то там, за океаном, люди всерьёз боролись с ветряными мельницами, принимая историю, литературу и географию за поле расовой битвы. А российские дипломаты лишь пожимали плечами и записывали эти звонки в архив — под грифом «Юмор XXI века».
Ирония в том, что пока BLM требовало переименовать Чёрнобыль, настоящие проблемы — неравенство, насилие, бедность — оставались где-то на заднем плане. Но, как известно, легче бороться с словами, чем с смыслами. Особенно если не отличать полынь от политики.
P.S. Говорят, кто-то из посольства в шутку предложил переименовать движение BLM в «Borsch, Lenin, Matryoshka» — чтобы уж точно никого не обидеть. Но идею забраковали — вдруг украинцы обидятся за борщ?
«Невинная оговорка, или Как огурец стал главным героем эфира»
Телевизионный эфир — это всегда лотерея. Можно подготовиться к вопросам, отрепетировать ответы, но нельзя предугадать, как одно случайное слово вызовет бурю ассоциаций в умах миллионов. Именно это произошло в программе «Кто хочет стать миллионером?», когда за столом встретились поэтесса Лариса Рубальская, актёр Марат Башаров и ведущая Юлианна Караулова.
Прозвучал вопрос о Празднике огурца. Варианты ответов: Ярославль, Суздаль, Иваново, Кострома. Обсуждение пошло по стандартной колее — перебор городов, поиск логических связей. И тут Лариса Алексеевна, женщина глубоко порядочная и абсолютно далёкая от двусмысленностей, машинально бросила фразу:
— Вот Суздаль или Кострома, на мой взгляд, подходят. А Иваново — город невест, зачем там огурцы?
Она не вкладывала в эти слова никакого скрытого смысла. Для неё «город невест» был просто официальным статусом, туристическим брендом — как «город Золотого Кольца» или «Родина первого космонавта». А огурец был просто огурцом — хрустящим, зелёным и не более того. Её мысль была простой: «В Иваново ткут ситцы, а не солят овощи».
Но телевидение — это эхо, которое многократно усиливает любое слово. Стоило ей это произнести, как в студии повисла лёгкая пауза. Юлианна Караулова, как опытная ведущая, лишь загадочно улыбнулась — она поняла, как этот комментарий может быть воспринят зрителями. Марат Башаров, вероятно, едва сдержал смех. А страна уже замерла у экранов, оценивая неожиданный подтекст.
В этом и есть магия живого эфира: даже невинная фраза может стать сюжетом для обсуждений. Лариса Рубальская, сама того не желая, на секунду превратила кулинарный вопрос в повод для улыбок. Не потому, что она сказала что-то неприличное — а потому, что зрители услышали в этом намёк.
Правильный ответ — Суздаль — быстро восстановил серьёзность. Но момент уже стал частью истории шоу. Теперь каждый раз, когда речь зайдёт о праздниках огурца или городах невест, кто-то обязательно вспомнит эту фразу и улыбнётся.
Так что мораль проста: на телевидении даже овощи могут стать героями шуток. Главное — произносить их с лёгкостью Ларисы Рубальской. И тогда даже невинный огурец 🥒 на мгновение покажется… немножко больше, чем просто овощем.
Этот случай напоминает, что даже в невинных вопросах кроется второе дно. Ведь если в Городе невест вдруг объявится Праздник огурца, это будет уже не кулинарный фестиваль, а мероприятие с очень личным подтекстом.😉
P.S. Говорят, после этого эфира властям Иваново пришло анонимное предложение учредить праздник, подобный суздальскому, но называть его «День огуречной благодарности». Но Город невест решил остаться верен традициям — и своим ситцам.
«Пёс, который умел ждать, или Как найти дом по запаху детства»
Среди историй о животных, которые словно люди, эта — особенная. Она не о котах-философах, а о псе — большом, белоснежном и лохматом, чьё сердце было столь же велико, сколь и его терпение. Он не просто жил во дворе — он был его душой, его негласным хранителем и всеобщим любимцем.
Пока мальчишки-хозяева играли в футбол или в казаки-разбойники, пёс был не просто зрителем. Он — полноправный участник: бегал за мячом, нёсся по двору с весёлым лаем, позволял таскать себя за шерсть и даже — по секрету — поддавался в борьбе. Но у всего есть предел. И когда игры затягивались, а усталость брала верх, пёс принимал решение: «Хватит. Я пошёл домой».
Но как вернуться домой, если дверь закрыта, а хозяин заигрался? Обычный пёс бы скулил у подъезда. Этот — действовал как стратег.
План «А»: Лифт. Он заходил в лифт и ехал на произвольный этаж. Не потому, что ошибся — а потому, что знал: рано или поздно хозяин будет проверять все этажи. Это была игра в прятки наоборот.
План «Б»: Лестница. Если лифт был занят, он шёл по лестнице, обнюхивая двери. Он искал ту, что пахла знакомо — не только его домом, но и людьми, которым можно доверять. Найдя приоткрытую дверь, он ложился под ней — не как бродяга, а как гость, который уверен: его тут ждут.
И он не ошибался. Бабушки, которые обычно гоняли со двора всех, кто крупнее кошки, ему разрешали всё. Они знали: этот пёс — не просто животное. Это — чудо в шерсти. Белоснежный, пушистый, с глазами, в которых читалась бесконечная доброта. Он терпел всё: таскание за уши, объятия малышей, попытки покататься на нём верхом. Он был их общим ребёнком — большим, лохматым и бесконечно преданным.
А вечером хозяин-школьник (Kroki, оставивший комментарий к моему рассказу ) шёл по этажам, как принц из сказки, разыскивающий своего верного пса. И всегда находил — спящим у чужой, но гостеприимной двери. Пёс просыпался, вилял хвостом и шёл домой — не потому, что его нашли, а потому, что он всегда знал: его найдут.
Эта история — не просто о умном псе. Она о доверии. О том, что есть существа, которые верят в людей больше, чем люди верят друг в друга. О дворе, который стал большой семьёй. И о том, что иногда дом — это не стены, а запах друзей, рубашка хозяина и дверь, которая всегда открыта для того, кто умеет ждать.
P.S. Говорят, тот пёс до сих пор живёт в памяти того двора. И если прислушаться, можно услышать его радостный лай — где-то между вторым и пятым этажом, где он до сих пор ждёт, когда его найдут. Но теперь уже — чтобы просто вспомнить и улыбнуться со светлой грустью...
Истории переездов — это не только про коробки, новые стены и непривычные запахи. Это и про тех, кто молча наблюдает за нашими странствиями, пытаясь уловить логику в хаосе человеческой жизни. Одна такая история случилась с кошкой, чьё мировоззрение оказалось крепче, чем арендные договоры.
Жила-была кошка. Не простая, а с опытом. Она привыкла к определённому порядку вещей: есть миска, есть диван, а есть Дверь. Та самая, что ведёт на улицу и обратно. И эта Дверь всегда была направо. Так было в частном доме, так стало и на первой съёмной квартире — второй этаж, дверь направо. Кошка приняла эти правила как универсальный закон мироздания: «Если ты на втором этаже — твоя дверь направо. И точка».
Но люди — существа непредсказуемые. Они собрали коробки, погрузили диваны и объявили: «Переезжаем!». Для кошки это означало лишь одно: законы физики изменились. Новая квартира. Снова второй этаж. Но дверь — налево.
Что почувствовала кошка? Не страх. Не растерянность. Возмущение. Возмущение против хаоса, который устроили эти двуногие. Она садилась под правой дверью на лестничной площадке — той, что была правильной, верной, соответствующей её картине мира — и ждала. Ждала, когда же эти нерадивые хозяева одумаются и откроют ей её законную дверь. Та, что налево, её не интересовала. Это была ошибка, сбой в матрице, который рано или поздно должны исправить.
В её упрямстве был не просто кошачий характер. Была верность прошлому. Та дверь направо была для неё не просто створкой с ручкой — она была якорем, связывающим её с тем самым домом, где пахло яблонями и мышами. Она отказывалась признавать новое, пока оно не соответствовало старому.
Люди в итоге уговорили её войти в «неправильную» дверь. Уговорили миской, лаской и терпением. Но, возможно, где-то в кошачьей душе так и осталась уверенность: мир справедлив только тогда, когда твоя дверь — направо. А всё остальное — временная бессмыслица.
Этот сюжет от АлеМ — идеальное дополнение к моему «Коту-путешественнику из 1993». Если тот кот пошёл исследовать параллельную реальность, то эта кошка — хранительница порядка. Она не искала нового — она пыталась вернуть старое. И в этом есть своя мудрость: иногда мы все сидим под чужой дверью, надеясь, что мир одумается и вернёт нам то, что считаем правильным.
P.S. Надеюсь, кошка всё же простила хозяев их странную любовь к дверям налево. Говорят, она даже согласилась там жить. Но иногда, в особо задумчивые вечера, она всё же подходила к правой двери — просто проверить. А вдруг?
В русском языке есть такое слово — "Пигалица". А в Париже есть Пляс Пигаль — площадь с похожим названием . Есть ли какая-то связь, или это просто совпадение? Может быть, русские солдаты в 19 веке завезли? Задал этот вопрос нейросети, и вот что получилось.
Отличный вопрос! Это одно из тех кажущихся совпадений, которое на самом деле является совпадением, но с очень интересной и запутанной историей. Связи между русским словом «пигалица» и парижской площадью Пигаль (Place Pigalle) — нет.
Давайте разберемся по порядку.
1. Русское слово «Пигалица»
Значение: Это устаревшее или диалектное русское слово, которое имеет два основных значения:
1. Птица. Так называют мелких куликов, в частности чибиса или зуйка. Это слово звукоподражательное — оно имитирует писклявый крик этих птиц («пи-га-ли!», «пи-ги-пи-ги!»). 2. Человек. В переносном, часто пренебрежительном смысле — маленький, тщедушный, невзрачный человек (обычно о девушке или подростке). Например: «Ну и пигалица же ты!» — то есть «ну и щуплый/худой же ты».
Этимология: Чисто славянская, от звукоподражательного «пигать» (пищать).
2. Французская площадь «Пигаль» (Place Pigalle)
Происхождение: Площадь названа в честь конкретного человека — французского скульптора Жана-Батиста Пигаля (Jean-Baptiste Pigalle, 1714–1785). Он был очень известным мастером своего времени, представителем стиля рококо, автором многих знаменитых работ (например, статуи «Меркурий, завязывающий сандалию»).
В Париже есть традиция называть улицы и площади в честь национальных деятелей искусства, науки и политики. Так и появилась Place Pigalle.
Что представляет собой сейчас? Это место — знаковый район Парижа, известный своим бурным ночным жизнью, кабаре (знаменитое «Мулен Руж» находится совсем рядом), секс-шопами и атмосферой взрослых развлечений. Это значение абсолютно никак не связано с изначальным именем скульптора и уж тем более с русским словом.
Почему же кажется, что есть связь?
Здесь работает чистая фонетическая иллюзия. Слова «Пигаль» (фр. Pigalle) и «пигалица» звучат для русского уха очень похоже. Мозг ищет знакомые паттерны и пытается найти логическую связь там, где её нет.
Это как если бы вы решили, что французский город Бордо (Bordeaux) имеет отношение к русскому слову «борода» только из-за схожего звучания.
Итог в таблице: ----------------------------------------- Признак Русское слово «Пигалица» Площадь «Пигаль» в Париже ----------------------------------------- Происхождение Славянское звукоподражание крику птицы Фамилия французского скульптора Пигаля ----------------------------------------- Значение 1. Птица (чибис, зуёк) 2. Худой, невзрачный человек Название площади в честь человека ----------------------------------------- Связь — Отсутствует полностью -----------------------------------------
Так что это классический пример ложной этимологической связи — одно из самых увлекательных явлений в языкознании, которое часто порождает забавные мифы и легенды.
Жизнь порой преподносит сюжеты, которые и придумать-то сложно. Вот и у нашего героя, только что пережившего размолвку с подругой и вернувшегося в пустую квартиру, случился момент, достойный то ли романтической комедии, то ли учебника по самообороне от собственной наивности.
На лестничной клетке его ждала соседка — симпатичная блондинка с этажа ниже. В руках у неё были ключи, а на лице — лёгкое недоумение, которое так и просило помощи. — Вы не вставите ключик в мой замочек? — спросила она, и фраза эта повисла в воздухе, словно первая нота в джазовой импровизации.
Герой, человек практичный и, видимо, временно лишённый романтического дара, воспринял всё буквально. Вставил ключ. Повернул. Дверь открылась. Замочек оказался вполне обычным — ни капризным, ни сложным. — Всё в порядке? — уточнил он. — Да, спасибо! — улыбнулась соседка.
Он кивнул и пошёл к себе, разуваясь в прихожей с чувством выполненного долга. И только тут его осенило: «Вот бабы пошли, совсем тупые. Дверь открыть не могут. Блондинки, одним словом».
Мысль была произнесена с той уверенностью, которая рождается только у мужчин, абсолютно слепых к намёкам. Он не увидел ни игривого взгляда, ни того, как соседка задержала его руку на секунду дольше необходимого. Не заметил, что «ключик» и «замочек» — это не всегда про дверь. Иногда — это приглашение. Шанс. Возможность скрасить вечер после работы чем-то более интересным, чем телевизор и холодильник.
Но наш герой прошёл мимо этого шанса, как танк мимо хрустальной вазы. Он решил, что соседка просто не справилась с механизмом, хотя на самом деле она предлагала ему стать тем самым «ключиком», который откроет совсем другую дверь.
Ирония в том, что он, возможно, единственный человек в истории, кто воспринял фразу «вставить ключик в мой замочек» как инструкцию по эксплуатации, а не как намёк на нечто более интимное.
Так что мораль этой истории проста:
1. Не всё то дверь, что с замком. 2. Иногда блондинки умнее, чем кажутся. 3. Если жизнь даёт вам ключ — проверьте, туда ли вы его вставляете.
P.S. Говорят, та самая соседка до сих пор иногда улыбается, встречая его в лифте. А он всё гадает, почему она так странно смотрит на его ключи. Возможно, однажды он всё же поймёт, что «замочек» — это не всегда про железо. Но пока — он герой анекдота, который даже не подозревает, что был его главным персонажем.
«Светлов и искусство язвительного ответа: классики, Моцарт и не только»
Заседание литераторов — место, где страсти кипят не только на страницах рукописей, но и в спорах о творчестве и морали. Однажды там обсуждали молодого поэта, чей талант был столь же ярким, сколь и его пристрастие к «употреблению». Дело, в общем-то, житейское: кто из гениев прошлого не грешил этим? Но юный дар, вместо того чтобы принять укор молча, решил защищаться — и попал в ловушку собственного красноречия.
— Ну что вы все, в самом деле! — воскликнул он, с вызовом оглядывая зал. — Ведь многие великие пили! Пушкин пил, Лермонтов пил, Есенин пил, Моцарт пил...
В зале повисла пауза. И тут раздался спокойный, почти бытовой вопрос откуда-то из задних рядов: — Кстати, а чтО Моцарт пил?
Вопрос был задан с такой невинной любознательностью, что казалось — собеседник искренне интересуется историческими деталями. Но все понимали: это ловушка. Молодой поэт замер, пытаясь сообразить, куда же ведётся эта нить.
И тогда вступил мастер слова, поэт Михаил Светлов — человек, чьи остроты были точнее шпаги Д’Артаньяна. Не меняя выражения лица, он произнёс: — А вот что Сальери ему наливал, то он и пил.
Зал взорвался смехом. Молодой поэт понял, что его защита не просто провалилась — она превратилась в анекдот. Светлов одним предложением не только "уколол" оппонента, но и напомнил всем:
1. Ссылаться на классиков — рискованно. Они уже давно стали мифами, и их грехи — часть легенды. 2. Юмор — лучшее оружие в споре. Не нужно морализаторства, когда можно ткнуть носом в иронию. 3. Пить — дело личное, но если уж взялся оправдываться — будь готов к вопросам о Моцарте и Сальери.
Эта история стала литературной легендой. Не только потому, что Светлов блеснул остроумием, но и потому, что она вскрыла вечную истину: творчество и порок часто идут рука об руку, но оправдывать одно другим — занятие неблагодарное. Особенно если на горизонте маячит кто-то, кто помнит, что Сальери был не только коллегой, но и барменом сомнительной репутации.
P.S. Молодой поэт, кстати, после этого случая пить не бросил — но зато научился молчать на заседаниях. Что тоже можно считать прогрессом.
«Как Макдауэлл приобрёл пальто за 17 рублей и увидел русскую душу в действии»
Съёмки фильма «Цареубийца» в глубинке стали не только кинематографическим опытом, но и настоящим культурным обменом. Малкольм Макдауэлл, британский актёр с аристократическими манерами, внезапно столкнулся с реалиями советской жизни — и был покорён её парадоксальной гениальностью.
Однажды он подошёл к режиссёру Карену Шахназарову, пытаясь совместить английскую грамматику с русской лексикой: — Послушайте, Карен, тут недалеко в Ники... Никип... — В Никифоровке? — подсказал Шахназаров. — Йес! Так вот, там в сельшопе... — В сельпо, — терпеливо поправил Карен Георгиевич. — Да! Там продаётся отличное шерстяное пальто, тёмно-серое. Но стоит дороговато — 17 рублей. Не одолжите десятку?
Шахназаров, улыбаясь, дал деньги. Макдауэлл купил пальто — то самое, что висело в сельпо четыре года и давно вышло из моды. Для местных это была дорогая реликвия, для него — экзотический трофей.
Но главное открытие ждало его позже. На вечере у местного жителя Федора, за стаканом самогона (который Малкольм сравнил с виски), зашёл разговор о футболе. Закусывали солёными грибами. — Оу, трюфели? — восхищённо спросил британец. — Нет, грузди, — просто ответил Федя.
После третьей стопки они понимали друг друга без перевода. Федя вспомнил, что через 10 минут начинается матч. Макдауэлл, заядлый болельщик, обрадовался. — Отлично, щас всё будет... — сказал Федя и вышел во двор.
Британец ожидал увидеть телевизор. Вместо этого он увидел, как Федя достаёт из сарая шест с крюком, надевает толстые резиновые перчатки и закидывает импровизированную конструкцию на линию электропередачи. По кабелю, идущему вдоль шеста, ток поступал прямиком в дом. — Тэд, но это опасно! — воскликнул Макдауэлл. — Да ладно, Мишаня, че ты... — отмахнулся Федя.
Матч они посмотрели. А вечером Макдауэлл сказал Шахназарову: — Я восхищён вашим народом. Они брутальны, неприхотливы и нигде не пропадут. Да, ваша страна переживает не лучшие времена, но с такими людьми вы всегда возродитесь...
Через несколько дней Шахназаров заехал в Никифоровское сельпо. Продавщица, смеясь, рассказала ему про «полоумного иностранца», который купил залежалое пальто за 17 рублей. Все четыре года никто из местных не брал его — слишком дорого и немодно. А тут нашёлcя ценитель.
Эта история — не просто забавный случай. Это встреча двух миров: британской утончённости и русской изобретательности. Макдауэлл увёз из России не только пальто, но и уверенность: эта страна держится на людях, которые могут подключить телевизор к ЛЭП шестом, но при этом остаются гостеприимными, щедрыми и непобедимыми.
P.S. Пальто, купленное Макдауэллом, стало символом той поездки. Возможно, оно до сих пор хранится где-то в его гардеробе — как напоминание о том, что настоящая роскошь не в брендах, а в историях, которые за ними стоят.
«Казарменный кот, или Как Спенсер научился жаловаться по-человечески»
В жизни каждого кота рано или поздно наступает момент, когда привычный мир рушится. Хозяин уезжает, и на смену ласке и свободе приходят строгие правила, чужие руки и ощущение, что ты попал в армию. Именно это произошло с котом Спенсером — молчаливым, добрым увальнем, чьё жизненное кредо до поры до времени заключалось в трёх вещах: есть, спать и смотреть на мир с философским равнодушием.
Но однажды маме пришлось уехать на неделю. Мы с братом, связанные работой, не могли навещать Спенсера каждый день. Отец жил отдельно. И единственным человеком, кто согласился помочь, стала бабушка — мамина бывшая свекровь, женщина с характером, выкованным в советских реалиях. Её жизненные принципы были просты: порядок, дисциплина и никаких сантиментов.
До этого момента бабушка никогда не имела дела с животными. Для неё кот был не членом семьи, а объектом, который нужно содержать в чистоте и подчинении. При помощи голоса, твёрдой руки и, кажется, даже взгляда. Она быстро установила в маминой квартире режим жёсткой экономии эмоций. Бегать — нельзя. Выпрашивать еду — запрещено. Ходить мимо лотка — немыслимо. Спенсер, привыкший к маминым нежностям, оказался в условиях сурового учебного плаца.
Когда мама вернулась, первое, что она сделала, — не распаковала чемодан, а спросила кота, глядя ему в глаза: — Спенс, тебя не обижали?
И тут произошло нечто. Кот, обычно молчаливый, издал звук. Не просто «мяу», а целую тираду. Это был жалобный, трагический монолог с подвываниями, вздохами и паузами, полными смысла. Он говорил. Говорил о несправедливости, о тоске, о бабушкиной строгости, о том, как ему запрещали быть котом. Это был шекспировский спектакль в исполнении пушистого актёра.
Бабушка, стоявшая рядом, всплеснула руками. Её лицо выразило возмущение, смешанное с невероятным удивлением. — Да что ты врёшь! — выдохнула она. — Я тебя кормила, лоток чистила! А он… он на меня наговаривает!
В этот момент Спенсер умолк. Он посмотрел на бабушку с таким видом, будто говорил: «Вот видишь, мама? А ты не верила, что мне тут было плохо». Мама пыталась сохранять серьёзность, но улыбка прорывалась сквозь строгость. Бабушка ещё минут десять объясняла, что кот — прекрасный манипулятор, и что она ничего плохого не делала. Но было ясно: Спенсер выиграл эту битву.
С тех пор бабушка относится к нему с подозрительным уважением. А Спенсер, если видит её, издаёт тихое «мяу» — то ли приветствие, то ли напоминание о пережитом ужасе.
Эта история доказывает: коты понимают всё. Даже казарменный режим. И если им есть на кого пожаловаться — они сделают это с таким драматизмом, что любой актёр позавидует. Главное — чтобы мама вернулась вовремя.
«Три миллиарда соседей, или Геополитика в цифрах и просторах»
Конечно, стратегическое сближение России, Китая и Индии — это как собрать за одним столом трёх мудрецов, каждый из которых держит в руках свою вселенную. Но даже у мудрецов бывают особенности, которые заставляют задуматься.
Вот факт, который не скроешь за дипломатическими протоколами: Китай + Индия = 3 000 000 000 человек. Россия = 147 000 000 человек.
Цифры говорят сами за себя. Это как если бы на одну чашу весов положили мегаполис размером с планету, а на другую — всё население Москвы, умноженное на десять. Возникает лёгкое чувство, будто Россия в этой компании — скромный интеллектуал, пришедший на пикник, где главные блюда — демография и трудолюбие.
Но природа, как всегда, всё уравновесила. Площадь России = 17,1 млн км². Площадь Китая + Индии = 9,6 млн км² + 3,3 млн км² = 12,9 млн км².
То есть Россия больше их обоих вместе взятых. Наши просторы — это не просто территория, это философия. Пока в Шанхае жители едут в метро час до работы, в Сибири медведь идёт через тайгу неделю просто чтобы проверить, не вырос ли где новый кедр.
Что это значит?
1. Мы не теснимся. У нас есть место для манёвров — как дипломатических, так и медвежьих. 2. Наш главный ресурс — не люди, а пространство. Возможно, в будущем именно это станет ключевым преимуществом: когда Китай будет строить небоскрёбы вверх, мы будем осваивать земли вширь. 3. Тишина — тоже стратегия. Пока в Дели шумят базары, а в Пекине гудит промышленность, в российских деревнях слышно, как растёт трава. Это сила иного порядка.
Так что да, нас 147 миллионов. Но за нами — бескрайние леса, степи, горы и реки. За нами — территория, которая может вместить всех желающих, но пока предпочитает гармонию с природой.
И если Китай и Индия — это мощь числа, то Россия — мощь пространства. Вместе мы становимся комплементарной силой: они дают людей, мы даём место. Они — динамика, мы — ресурс. Они — концентрация, мы — свобода.
Так что за будущее BRICS можно быть спокойным. Главное — чтобы у нас хватило места за столом переговоров. И чтобы на карте хватило места для всех трёх миллиардов, если они вдруг решат зайти на чай.
«Музей абсурда на Твейнстраат, или Как голландский хлам покорил мир»
В самом сердце Утрехта, на улице Твейнстраат — той самой, что торговала ещё с XII века, когда о «моллах» не слышали даже пророки, — много лет существовал магазин, который бросал вызов самому понятию «коммерция». Это была не лавка, а инсталляция. Не торговля, а перформанс. И хозяева её, супружеская пара, похожая на заросших мхом хранителей времён, десятилетиями вели тихую войну с здравым смыслом.
Снаружи магазин напоминал вход в иное измерение — этакий «Косой переулок» для тех, кто искал не магию, а магию хаоса. Ветхая дверь, потрёпанные ставни, атмосфера, пахнущая пылью веков и тайной. Туристы — особенно японцы с камерами, готовыми запечатлеть дух старой Европы — толпились у входа в почтительном ожидании. Они надеялись на встречу с историей. И история им отвечала.
Внутри их ждал сюрреализм в чистом виде. Горы чайников, кастрюль, бидонов, фарфоровых кукол с треснутыми лицами, кофейников, старых колясок и коньков с отломанными лезвиями — всё это было уложено с таким искусством, что любое движение грозило лавиной. Пробираться приходилось боком, затаив дыхание, будто разминируя поле, засеянное призраками прошлого.
В центре этого хаоса, в крошечной каморке, сидели те самые хозяева — пара, словно сошедшая с полотна Босха. Они не продавали — они охраняли. Цены на их «антиквариат» были выше, чем на новые вещи в соседнем гипермаркете. Санки с отломанным полозом? 100 евро. Ржавый таз? Шедевр за 50. Туристы выходили оттуда с лицами, на которых читался немой вопрос: «Что это было?». Они платили не за вещь — за опыт. За право сказать: «Я побывал в том самом месте».
Мы с сестрой, выбравшись на свободу, смеялись до слёз. Предлагали старикам брать плату за вход — ведь никто ничего не покупал. Но мы ошибались.
Несколько лет назад магазин оказался на грани закрытия. Хитрая соседка выкупила здание и подняла аренду до небес. И тут случилось чудо: на защиту лавки встал весь Утрехт. Бургомистр, городской совет, жители — все как один заявили: это не просто магазин. Это — достопримечательность. Та самая, что привлекает туристов не хуже, чем знаменитые кофешопы с их особыми угощениями.
Оказалось, что этот хаос — часть души города. Как зоомагазин, где Моцарт купил канарейку, или канал, по которому когда-то плавал Пётр I. Ему дали особый статус. Потому что иногда абсурд — это и есть культура.
Теперь я жалею, что ничего не купила там. Не из-за цены, а из-за осознания: это была не свалка. Это был портал. Место, где сходились параллельные миры, а старые вещи хранили истории, которые уже не прочитать.
Возможно, именно так и выглядит вечность — как магазин на Твейнстраат. Груда всего есть, но ничего нельзя взять. Только потрогать — и уйти, унося в голове вопрос: «Что это было?». И это — прекрасно.
«Кот-путешественник, или Визит в параллельную вселенную 1993-го»
Лето 1993 года. Страна трещит по швам, рубль падает, а политики на телеэкранах говорят слова, смысл которых уже давно улетучился. Но в панельной пятиэтажке в районе "Лесенки" жизнь идёт свои чередом. Здесь пахнет свежескошенной травой, пылью с подоконников и надеждой, что завтра будет хоть немного стабильнее. А ещё здесь живут коты. Не просто коты, а личности с характером, планами и своими представлениями о географии.
В соседнем подъезде, на втором этаже, обитал один такой аристократ. Белый, с серыми пятнами, словно кто-то разбрызгал на него акварель от скуки. Глаза — два осколка льда, голубые и бездонные. Хозяева, люди прогрессивные (по меркам 1993-го), выпускали его гулять. Железных дверей ещё не было, подъезды были открыты для всех — и для соседей, и для котов, и для ветра перемен.
Мы часто видели его во дворе — важного, неспешного, с видом философа, размышляющего о бренности бытия. Иногда пытались погладить, но он допускал лишь лёгкую ласку, будто делал одолжение. Его мир был прост: свой подъезд, свой диван, своя миска. Но однажды этот мир дал трещину.
В одно утро за нашей дверью раздалось настойчивое: «Мяу-мяу!». Не требовательное, а скорее недоуменное. Открыли — и обомлели. На пороге стоял тот самый кот-аристократ. Смотрел на нас с лёгким укором, будто мы опоздали на важную встречу.
— Заходи, — сказали мы, поражённые. Он вошёл. Не спеша, как исследователь на неизвестной земле. Начал обнюхивать углы, заглядывать под диваны, изучать обои. На его морде читался немой вопрос: «Что вы сделали с моей вселенной? Почему здесь всё так похоже, но всё не то?».
Он ходил по комнатам, мяукая с интонацией потерянного туриста. «Где мои хозяева? Куда делся знакомый запах жареной рыбы? Почему вы не те, за кого я вас принимал?». Мы гладили его, говорили успокаивающие слова, но кот не верил. Он искал свой мир, а нашёл лишь зеркальное отражение — ту же дверь слева, тот же этаж, но чужие лица.
Через десять минут мы сдались. Аккуратно взяли его на руки (он не сопротивлялся, всё ещё в лёгком шоке) и отнесли обратно — в соседний подъезд, к его двери. Через секунду дверь приоткрылась, и его впустили домой. Наверное, он так и не понял, что ненадолго попал в параллельную реальность — ту, где всё почти так же, но чуть-чуть иначе.
Эта история — не просто о коте. Она о 1993 годе. О времени, когда всё было знакомым, но уже другим. Когда двери были открыты, но за ними могла скрываться совсем иная жизнь. И о том, что даже в эпоху "великих перемен" коты остаются котами — вечными путешественниками между мирами, которые всегда находят дорогу домой.
«Сибирский реванш: как Миша медведю подножку поставил»
В мире есть места, где законы природы пишутся не учёными в белых халатах, а теми, кто встречается с диким зверем лицом к клыку. Одно из таких мест — Байкал. Где вода прозрачна, как совесть, а медведи ходят по тайге с видом хозяев жизни. До поры до времени.
Этой весной в бухте Ая случилось то, что теперь будут рассказывать у костров, в гаражных кооперативах и, возможно, даже в учебниках по выживанию. Местный мужик по имени Миша (история сохранит это имя как символ несгибаемой русской души) шёл по своим делам, как вдруг из чащи появился он — бурый хозяин тайги. Не просто так, а с претензией. Напал, повалил на землю, давил массой — в общем, вёл себя как типичный рейдер зелёного фонда.
Но наш Миша не из тех, кто сдаётся под напором обстоятельств. Вместо того чтобы стать статистикой в сводке «медведь съел туриста», он принял единственно верное решение: начал лупить косолапого кулаками и ногами в живот. Да с такой дури, что у того, видимо, возникли вопросы к собственной карме.
Что творилось в голове у медведя? Возможно, он вспомнил всех своих предков, которые гордо рыскали по тайге, и понял: сегодня ветер истории дует не в его сторону. После нескольких минут позорного избиения хищник сдался. Растерянный, униженный, он побежал обратно в лес — переосмысливать жизнь, менять рацион и, возможно, записываться на курсы самообороны.
А наш победитель? Он отряхнулся, проверил, на месте ли конечности, и… пешком отправился до ближайшей турбазы. Которая находилась в 16 километрах. Для него это была не экстренная эвакуация, а лёгкая прогулка после утренней разминки с косолапым.
Самое удивительное — медведь успел нанести ему лишь незначительные царапины. Видимо, даже зверь понял: связываться с таким — себе дороже.
Итак, аплодируем стоя! У нас есть победитель в номинации «Брутальный мужик 2025». Его призы — бессмертная слава, уважение всех рыбаков Байкала и пожизненная подписка на журнал «Охотник и рыболов». А медведю, мы надеемся, выдадут пособие по психологической реабилитации.
P.S. Если где-то в тайге сейчас грустит бурый медведь — не судите его строго. Он просто не знал, что в России даже мужики по имени Миша бывают краснокнижными.
«Дипломатия трёхлетнего следователя, или Искренность вне диет»
Дети — это единственные существа на планете, которые способны выдать комплимент, звучащий как приговор, и критические замечания, от которых хочется смеяться сквозь слёзы. Их искренность не знает дипломатии, зато обладает потрясающей точностью. Именно такой урок этики и эстетики преподнесла на днях моя трёхлетняя дочь — специалист по неожиданным оценкам и разрушительным откровениям.
В наш дом пришла в гости подруга — девушка, чья жизнь состоит из трёх вещей: работы, йоги и бесконечных диет. Она давно не появлялась у нас, и дочь, видя её впервые за несколько месяцев, подошла к делу с ответственностью ревизора. Внимательно осмотрела гостью с ног до головы, задумалась на секунду — и вынесла вердикт: — Как у тебя попа выросла!
В воздухе повисла тишина. Подруга замерла между ужасом и восторгом. С одной стороны — это ведь комплимент? Рост — это хорошо. С другой — она две недели сидела на кефире и гречневой крупе, чтобы как раз обратного достичь. Но ребёнок не врал: он констатировал. Как метеоролог прогноз погоды. Без оценок, без подтекста. Просто факт.
Казалось бы, на этом можно было остановиться. Но дочь — существо справедливое. Она не могла оставить без внимания вторую подругу, которая уже начинала расслабляться, думая, что пронесло. Девочка развернулась к ней и, глядя в глаза, заявила с той же непоколебимой уверенностью: — Как у тебя стала!
Тут всё и прояснилось. Это не было двумя разными комментариями. Это был сравнительный анализ. Первой гостье она сообщила: твоя попа выросла и достигла идеала — того самого, который мы все знаем и которым восхищаемся. А второй просто подтвердила: да, эталон остаётся неизменным. Вот он, передо мной.
Мы сидели, пытаясь не смеяться — потому что смех был бы предательством по отношению к нашим подругам. Но удержаться было невозможно. Дочь стояла между ними — довольная, как режиссёр, только что закончивший спектакль. Она не хотела никого обидеть. Она просто проводила исследование. Как учёный, фиксирующий: образец №1 демонстрирует положительную динамику, образец №2 сохраняет эталонные показатели.
Это был урок для всех нас. — Взрослые говорят: «Ты прекрасно выглядишь!» (и тут же бегут взвешиваться). — Дети говорят: «Твоя попа выросла до эталона!» (и ставят галочку в отчёте).
Мораль: если хотите настоящей искренности — заведите ребёнка. Или хотя бы чаще приглашайте в гости трёхлетних критиков. Но будьте готовы к тому, что ваша попа может неожиданно «вырасти», а чья-то — навсегда остаться «эталонной». Зато без обмана. И с бесценными данными для статистики.
«Подтяжки, гонорары и немые сцены: афоризм от Михалкова»
В середине 1960-х, когда советская литература цвела метафорами, а быт великих писателей оставался загадкой для простых смертных, в московской квартире Сергея Михалкова разыгралась сцена, достойная пера самогО острослова.
Поэт и писатель, чьи строки знала вся страна — от пионеров до партийных деятелей, — сидел за столом, погружённый в работу. Одет он был в рубашку и брюки с подтяжками. Не новыми, блестящими, а теми самыми, бывалыми, с растянутыми резинками, видевшими, кажется, ещё рождение «Дяди Стёпы».
В комнату вошла соседка — женщина, чей взгляд не мог скользнуть мимо столь прозаической детали гардероба великого литератора. —Сергей Владимирович, простите… — начала она, смущённо кашлянув. — Вы же известный человек, гонорары получаете… Неужели не купите себе новые подтяжки?
Михалков не обернулся. Его рука продолжала выводить строки, но голос прозвучал чётко и ясно, будто он декламировал со сцены: —Милая моя, откуда средства? Все мои гонорары уходят на аборты для подруг моих сыновей!
Воздух в комнате застыл. Соседка онемела — её воспитание, советская мораль и просто человеческое участие смешались в одном немом вздохе. Казалось, даже часы на стене перестали тикать, чтобы не нарушить красоту этого момента.
А поэт? Он продолжил работать. Возможно, именно в тот день рождались строки, которые потом печатали в «Правде». Или просто дописывал письмо. Но ясно одно: даже в быту Михалков оставался мастером слова — точного, острого и безжалостно правдивого.
Эта история — не просто анекдот. Это напоминание о том, что гении часто носят потрёпанные подтяжки, а их гонорары порой уходят не на новые костюмы, а на оплату ошибок молодости — своей или чужой. И что иногда одна фраза может сказать о времени и нравах больше, чем целое расследование.
Так что в следующий раз, увидев потрёпанную вещь на человеке искусства, помните: возможно, за ней скрывается не бедность, а новая глава чьей-то бурной жизни. Или просто гениальный ответ, чтобы отвязаться от назойливых советчиков.
«С хреном или с аппетитом: как Суворов мужика угощал»
При дворе Екатерины Великой царили блеск, интриги и изысканные манеры. Но великие умы Империи порой черпали мудрость не в салонных беседах, а в случайных встречах с народом — прямым, искренним и не ведающим, что такое «консерватория». Именно такая история приключилась с бригадиром Александром Суворовым — будущим генералиссимусом, чьё имя станет синонимом гения и простоты.
Однажды Суворов, уже снискавший славу умного и чудаковатого военачальника, оказался на постоялом дворе. Там он заметил крестьянина — богатырского сложения, с руками, знающими цену труду, — который увлечённо уплетал скромную трапезу. Ел он с таким усердием, будто не просто насыщался, а одерживал победу над миской щей.
Суворов, всегда ценивший рвение в любом деле, не удержался от похвалы: — Сразу видно, что ты работал сегодня хорошо, детинушка, раз ешь с таким аппетитом!
Крестьянин, услышав незнакомое слово, поднял глаза. В его мире не было «аппетита» — был голод, да хлеб, да хрен к щам. Ответил он с достоинством, слегка подковырнув барина: — Воля ваша, барин, только мы народ простой, консерваториев не кончали… Вы, может, и с аппетитом едите, а мы вот по-простому — с хреном!
Суворов не стал поправлять мужика. Вместо этого он рассмеялся — не над невежеством, а над меткостью народной логики. Каламбур вышел столь же сочным, как тот самый хрен: простота против учёности, прямота против условностей. И кто кого? Мужик с его «хреном» оказался остроумнее иных придворных стихотворцев.
Полководец велел подать крестьянину вина. Не из снисхождения, а из уважения — к труду, честности и тому самому «простому» складу ума, который бывал мудрее многих трактатов.
Эта история — как малая роса на сапоге солдата: вроде бы мелочь, а отражает целое небо. Суворов, гений войны, знал: сила России не только в штыках, но и в народной смекалке. Иной раз и с хреном — вкуснее, чем с аппетитом.
Работая над рассказом про "аппетит или хрен", задался вопросом: а могли ли подавать жареную картошку на постоялых дворах в 1765 году? Озадачил этим ИИ. Результат ниже... Короткий ответ: Нет, с очень высокой степенью вероятности крестьянин на постоялом дворе в 1765 году не мог есть жареную картошку. И вот почему.
1. Картофель в России в 1765 году: только начало пути
· "Завезён при Петре I" — это миф. Действительно, Пётр I привёз из Голландии мешок картофеля и разослал его по губерниям для выращивания как декоративного и экзотического растения. Клубни в то время были мелкими и горьковатыми, и в пищу их практически не использовали. · Массовое внедрение — заслуга Екатерины II. Именно в её правление, и как раз в 1765 году, Сенат издал указ "о разведении земляных яблоков" (по французски картофель "pommes de terre", "земляные яблоки"). Из Германии были завезены партии семенного картофеля, который разослали по всем губерниям с строгим наказом его выращивать и отчитываться об успехах. · Сопротивление народа. Народ встречал "чёртово яблоко" (как его называли старообрядцы) в штыки. Крестьяне не знали, как его правильно выращивать и готовить, часто травились ягодами или позеленевшими на свету клубнями. Прошли десятилетия, прежде чем картофель стал массовым продуктом.
Вывод: В 1765 году картофель только-только начали внедрять сверху как сельскохозяйственную культуру. Он был диковинкой, его выращивали на "казённых огородах" по приказу, а не на крестьянских полях. Просто так на постоялом дворе его бы не подавали.
2. А что же тогда ели? Реалистичное меню постоялого двора
Рацион простого человека в XVIII веке был совершенно иным. Вместо картошки крестьянин ел бы:
· Щи или похлёбку — основа питания, готовилась из кислой капусты или свежей зелени (щавель, крапива, сныть). · Кашу — прежде всего гречневую, а также овсяную, ячневую, пшённую. Это был главный гарнир и второе блюдо. · Ржаной хлеб — основа основ. · Репу — это главный "овощ" до картофеля. Её парили, варили, тушили. Выражение "проще пареной репы" — прямое тому доказательство. · Лук, чеснок, хрен — как раз та самая классическая приправа "по-простому". · Рыбу — в постные дни и в регионах у воды. · Квас — основной напиток.
Жарение как способ готовки было не самым распространённым среди простого народа, так как требовало большего количества масла. Чаще варили, парили и тушили в печи.
3. Когда же появилась жареная картошка?
Массовой и привычной жареная картошка стала лишь к середине XIX века, когда картофель окончательно прижился и стал "вторым хлебом". К этому времени появилось и необходимое количество растительного масла.
Алексей жил в стареньком доме, с покосившейся верандой и вишневым садом, в пяти километрах от железнодорожной станции. Расстояние, с одной стороны, не критичное – можно и пешком, но с другой – достаточное, чтобы гул поездов не досаждал.
С Алёной они познакомились случайно – в библиотеке, где оба искали редкое издание по истории местного края. Встречались недолго, гуляли по окрестным лесам и полям, говорили обо всем и ни о чем. Как это обычно бывает в начале отношений.
Однажды, во время их прогулки, с вокзала донесся протяжный, тоскливый гудок паровоза. Алёна остановилась, прислушалась и сказала: "Паровозы гудят – к дождю".
Алексей усмехнулся. "С чего это вдруг?"
Алёна пожала плечами. "Бабушка так всегда говорила. И знаешь, всегда сбывалось".
Алексей, скептик по натуре, пропустил слова Алёны мимо ушей. Но что-то в них зацепило. Он стал прислушиваться. И действительно, замечал: если гудки паровозов слышны отчетливо, громко, доносятся до дома, то вскоре начинался дождь. А в ясные, солнечные дни, когда, казалось, весь мир залит светом и теплом, гудки практически не слышно.
Он стал спрашивать у соседей, у знакомых, у случайных прохожих. И многие подтверждали: "Да, есть такое дело. Перед дождем паровозы гудят сильнее".
Алёна торжествовала. "Я же говорила!"
Алексей недоумевал. Какая связь между паровозом и дождем? Паровозы же гудят по расписанию, вне зависимости от погоды. Это же не барометр какой-нибудь.
И вот однажды, сидя на веранде с чашкой чая, Алексей вдруг все понял. Гудят паровозы всегда. И в дождь, и в солнце, и в снег. Просто перед дождем воздух становится влажным, плотным, и звук распространяется гораздо лучше. А в сухую, солнечную погоду звук рассеивается, поглощается, и до дома почти не доходит.
Все оказалось до банальности просто. Никакой мистики, никакой народной мудрости. Просто физика, акустика и немного наблюдательности.
Он рассказал об этом Алёне. Она сначала расстроилась. "Так что, бабушка ошибалась?"
Алексей улыбнулся. "Нет. Просто бабушка не знала, почему так происходит. Но примету подметила верно".
Алёна задумалась. "Знаешь, а может, все-таки есть какая-то связь? Может, паровозы чувствуют приближение дождя и гудят громче?"
Алексей рассмеялся. "Ну, это уже из области фантастики".
Но, глядя в сияющие глаза Алёны, он подумал, что, может быть, и хорошо, что некоторые вещи остаются необъясненными. Может, в этом и есть прелесть жизни – в вере в чудеса, в таинственную связь между человеком и природой. И пусть гудят паровозы, предвещая дождь. Главное – быть рядом с тем, кто верит в сказку. А объяснить все с научной точки зрения всегда успеется...
«Исповедь в маршрутке, или Почему пассажиры № 37 плачут от смеха»
Города могут спорить о первенстве в архитектуре, достижениях или знаменитостях, но есть истории, которые каждый уголок страны считает своими. Эта — из таких. На «Анекдот.РУ» её опубликовали в 2005 году, но лично я услышал её ещё в 2003-м в Верхнекамске — и рассказчик клялся, что всё произошло именно там. Так что, с большой долей вероятности, эта история — наша, уральская, верхнекамская. Гордитесь, земляки!
Дело было днём. Маршрутка № 37, будто капля ртути, ползла по улицам города, вбирая в себя судьбы, настроения и случайные откровения. На одной из остановок в салон вошла молодая мама с дочкой лет пяти. Девочка — кудрявая, с бантами и бездной решимости в глазах. Мать — уставшая, но собранная, словно знающая, что её ждёт.
Оплатив проезд у кондукторши (ещё один признак Верхнекамска, маршрутки с девушками-кассирами), мама усадила дочь рядом. И тут началось.
— Маааам, купи Баарбиии… — завела девочка, растягивая слова, как жвачку. — Зайка, нет денежек, — мягко, но непреклонно ответила мать. — Ну купиии… — Нет денег.
Диалог повторялся с упорством, достойным лучшего применения. Пассажиры уже начинали ёрзать , кто-то улыбался, кто-то прятал взгляд в газету. Но девочка была непоколебима. И тогда она произнесла фразу, которая вошла в историю городского фольклора:
— А тогда я бабушке всё расскажу! — Что ты ей расскажешь?! — мама всплеснула ресницами, чувствуя подвох. — Расскажу, как ты папе писю целовала!
В салоне наступила тишина на долю секунды — та самая, что предшествует взрыву. А потом маршрутка взорвалась хохотом. Водитель, ржавший так, что слёзы заливали лицо, на мгновение потерял управление, и автобус пошёл по синусоиде, будто танцуя от восторга. Мама, пунцовая от стыда, схватила дочь и выпрыгнула на ближайшей остановке, даже не дождавшись полного торможения...
Салон понемногу утих. Люди переводили дух, вытирали глаза, обменивались улыбками. Казалось, на сегодня эмоций хватит. Но судьба приготовила второй акт водевиля...
Через пару остановок в маршрутку вошёл мужчина с сыном лет пяти. Мальчик, серьёзный и сосредоточенный, устроился на сиденье и, едва тронулись, изрёк:
— Папа, купи машинку!
В салоне снова началась форменная истерика. Люди смеялись уже не просто так, а с каким-то фатальным, надрывным восторгом. Мужчина, красный от непонимания, водил взглядом по пассажирам, пытаясь понять, что здесь смешного. А они не могли объяснить — просто давились слезами и смеялись, зная, что это не просто совпадение, а какая-то высшая шутка Вселенной.
Так маршрутка № 37 стала легендой. Говорят, до сих пор водители Верхнекамска, проезжая те остановки, иногда улыбаются — вспоминая, как однажды смех едва не увёл их с маршрута. Но не увёл. Потому что жизнь — она как маршрутка: то в гору, то под уклон, а иногда — по синусоиде, но всегда с пассажирами, которые помнят всё. Даже то, о чём лучше молчать.
«Неразлучники, или Медицинский протокол для Сиамских близнецов»
Самое удивительное в медицине — это не редкие болезни, а редкие ситуации. Именно такая и произошла в начале лихих девяностых, когда жизнь была проще, скорые ездили медленнее, а диагнозы ставились с почти поэтической изобретательностью.
Два шестнадцатилетних организма, юная девочка и такой же юный мальчик, решили познать любовь во всей её полноте. Всё шло как по учебнику биологии, пока внезапный звук ключа в двери не возвестил: вернулись родители мальчика. Стресс — великий художник по части неожиданных физиологических реакций. У девочки случился спазм мышц влагалища, и она, словно ракушка-жемчужница, захлопнула створки, намертво зажав парня в самом уязвимом месте.
Наступила пауза. Родители, сначала решив, что это глупая шутка, быстро осознали — дети не шутят. Они действительно срослись в порыве страха и стыда. Начались попытки спасательной операции: ногой упереться и тянуть, как в басне про репку. Но репка не поддавалась. Пришлось звать профессионалов.
На вызов приехал молодой врач скорой. Он знал, как бороться с инфарктами и аппендицитами, но тут его знания иссякли. Решение было гениально в своей простоте: если не можешь помочь — вези в больницу. Но как везти? Дети напоминали диковинное двуглавое существо. Их уложили на носилки, накрыли одеялом — и понесли по лестнице, как двух спрутов, сцепившихся в смертельных объятиях.
Двор в тот день увидел незабываемое шоу. Старушки на лавочке замерли с открытыми ртами, дети в песочнице перестали копать, а соседи внезапно вспомнили, что им срочно нужно вынести мусор — ровно в тот момент, когда мимо проносили это сокровище. Слава разнеслась быстрее, чем скорая доехала до больницы.
В приёмном покое "неразлучникам" повезло: дежурил старый хирург, видавший виды. Он не стал тянуть, пилить или читать инструкции. Он просто надел перчатки, намазал перст вазелином , велел не двигаться — и одним точным движением пальца в анус девочки снял спазм. Магия! Парень «отлип» как перезревший плод.
Казалось бы, история на этом закончилась. Но нет! Молодой врач столкнулся с настоящим вызовом: бюрократией. Нужно было заполнить направления на каждого пациента отдельно, указав диагноз. Он думал, чесал затылок, и наконец вывел:
Для девушки: Инородное тело во влагалище. Для юноши: Половой член в инородном теле.
Пожилой хирург, просматривая бумаги, сдвинул очки на кончик носа и укоризненно произнёс: — Молодой человек, но позвольте! Что же здесь, скажите на милость, инородного? Всё абсолютно нативное и на своих местах!
Так и уехали они домой — по отдельности, с новыми диагнозами и старой как мир мудростью: иногда любовь сближает так, что даже медицина разводит руки в недоумении. А самый надёжный способ избежать спазма — просто стучать родителям перед входом.
«Энтеролиз для Музы, или Тайное искусство актёров Современника»
В театральной среде ходят легенды. Одну из самых пикантных и гениально-абсурдных рассказывал известный режиссёр Роман Виктюк, чья память была сундуком с сокровищами театрального закулисья.
Дело происходило в легендарном «Современнике» начала 1970-х. Эпоха дыхания оттепели, гениальных премьер и железной руки его лидера — великого Олега Ефремова. Театр был храмом, а Ефремов — его строгим и вдохновенным жрецом. Но даже в храме находятся те, кто готов молиться и… немного грешить.
Среди служителей Мельпомены был один выдающийся актёр — назовём его Б. Его позже знала вся страна по фильмам Рязанова и Шукшина. Харизматичный, мощный, обаятельный. Но с одной слабостью — неистребимой страстью к «употреблению». В те годы это было, увы, почти нормой. «А кто не пьёт? Нет, ты скажи!» — как говаривал герой Броневого из «Покровских ворот».
Ефремов, человек дисциплины и высочайших требований, объявил в театре сухой закон. Но где запрет, там и хитрость. Б. быстро нашёл себе сообщника — коллегу В. Вместе они составляли идеальный дуэт: талантливые, весёлые и неизлечимо жаждущие обмануть систему.
Сначала они пили традиционно — из стаканов, в укромных уголках за кулисами. Ефремов ловил их, громил, грозил увольнением. На время это помогало — грешники затихали, как школьники после грозной взбучки.
Но однажды Олег Николаевич снова заметил знакомые признаки: туман в глазах, лёгкую нетвёрдость походки, ту самую творческую расслабленность, что бывает только от «принятого на грудь». Он подошёл ближе, приготовившись к разоблачительной речи… и отступил в полном недоумении.
От них не пахло! Ни единым пАром от дыхания. Чистые, как младенцы. Но глаза — стеклянные, походка — ватная. Ефремов метался, но ничего не мог доказать. Словно его водили за нос сами законы физиологии.
Разгадка оказалась до гениальности проста и до безумия рискованна. Актёры, доведённые до отчаяния сухим законом, нашли нетривиальный выход. Они ставили себе клизмы с водкой.
Это был коктейль из отчаяния, юмора и своеобразного гения. Способ обмануть не только бдительность режиссёра, но и собственный организм. Эффект был — а следов нет.
Узнав об этом, Ефремов, по легенде, не то чтобы рассвирепел, а… зауважал. Ярость сменилась невероятным изумлением. Как можно было уволить таких изобретательных, таких преданных (пусть и в своём роде) искусству людей? Они же не просто пили — они творили процесс!
Говорят, после этого история замялась. Возможно, Ефремов сдался, признав их победу. Или просто понял, что гениальность — она разная. Иногда — с душком спирта, но абсолютно без запаха.
Эта история стала театральной притчей. О том, что настоящий актёр всегда входит в роль. Даже если для этого нужно применить нестандартный метод. И о том, что русский театр — это не только «Чайка» и триста лет традиций, но и триста грамм водки, введённых туда, куда не ступала нога критиков.
«Случай ошибочной идентичности, или Гинекологический детектив»
В медицинской практике случаются истории, которые не придумать даже самому изощрённому автору комедийных драм. Эту моей родственнице рассказала в поезде попутчица, врач-гинеколог с многолетним стажем. И, как она заверила, это чистая правда, от первого до последнего слова. Естественно, никаких личных данных раскрыто не было.
Дело было в "лихие девяностые ". В приёмное отделение гинекологии областного центра N поступила юная пациентка — назовем её Катя Иванова — с серьёзным воспалительным процессом. Девушке едва исполнилось шестнадцать, но её медицинская карта уже пестрела мрачными записями: три аборта, запущенные инфекции… В общем, классический случай раннего взросления с тяжёлыми последствиями.
Перед операцией врач, соблюдая инструкцию, решила поговорить с матерью девушки. Сама Катя уверенно заявила: «Мама всё знает! И про аборты, и про остальное». На следующий день в кабинет вошла ухоженная, спокойная женщина.
— Я по поводу дочери, Ивановой, — сказала она мягко. — Проходите, — кивнула врач. — Обследование показывает серьёзное воспаление. — Боже мой! — мама всплеснула руками. — Что же могло его вызвать? — Ну… Три аборта — это не шутки. Организм истощён. — КАК ТРИ АБОРТА?! — женщина побледнела, схватившись за грудь. — Она же даже половой жизнью не живёт! — С двенадцати лет живёт, — поправила врач, начиная чувствовать неладное. Мама ахнула и закатила глаза, будто ей привиделся апокалипсис. Её отпаивали валерьянкой, утешали, убеждали… А врач тем временем отправилась к Кате — выяснить, почему её мать, «знающая всё», реагирует так, будто услышала новость о конце света.
Не успела она приблизиться к палате, как Катя маняще помахала ей рукой: — Доктор, моя мама звонила — сегодня не сможет прийти. Перенесём на завтра?
Врач замерла. Медленно прислонилась к стене, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Головой пронеслись вопросы: Так кто же та женщина? И что я ей наговорила?
Оказалось, в соседней палате лежала другая девушка — однофамилица Кати того же возраста, с совершенно иной проблемой: никаких абортов, никакой половой жизни, чиста, как стеклышко. И её мать — та самая, с которой только что беседовали — пришла узнать о состоянии дочери. Но из-за путаницы в фамилиях или комнатах её направили не к тому врачу…
Дальше начался настоящий хаос. Мама невинной девушки металась по отделению, требуя объяснений: почему сначала ей вывалили шокирующие подробности о «несуществующей» жизни дочери, а теперь все врачи хором уверяли, что её девочка — ангел во плоти. Доходило до абсурда: главный врач лично провёл осмотр и выдал официальную справку о том, что пациентка virgo intacta, а мама требовала письменного же опровержения предыдущих «клеветнических» данных.
Это был день, когда гинекологическое отделение превратилось в театр абсурда. А два одинаково юных лица, две судьбы и две материнские боли переплелись в один узел, который распутывали всем миром.
И да, та самая Катя в итоге спокойно перенесла операцию. Её мама так и не появилась в больнице. Видимо, «всё знала» с самого начала. Но это уже совсем другая история…
Были у нас с женой золотые деньки — сразу после свадьбы, когда мир ещё пахнет свежей краской и бесконечными возможностями. Молодость, свобода, ни детей, ни забот — одни только вечеринки да открытия. И вот одно из таких открытий я запомнил навсегда.
Собираемся как-то на тусовку. Я, воспитанный армейской дисциплиной, всегда был готов «к вылету» за пять минут: побрился, натянул рубашку — и в строю. А она… Моя копуша, моя вечная жемчужина, способная растянуть сборы на целый ритуал. В тот вечер она упорхнула в ванную, и оттуда долго доносилось щебетание воды и шелест шампуней.
Решил помочь — проявить рыцарскую инициативу. Захожу с предложением: «Душ принять помочь? Спинку потереть?». И застываю на пороге.
Она стояла, склонившись над бритвой с сосредоточенным видом ювелира, обрабатывающего алмаз. И занималась… ну, скажем так, филигранной ландшафтной работой в самых сокровенных окрестностях.
Я опешил. — Ты это… зачем с такой тщательностью? — выдавил я, чувствуя, что мой мир слегка накренился.
Она подняла на меня глаза — чистые, ясные, сияющие непоколебимой уверенностью. — Ну как же! Там же столько людей будет!
В её голосе звучала такая непоколебимая логика, будто она сообщала о необходимости взять зонт из-за надвигающегося дождя. Я молчал, пытаясь перезагрузить мозг. Она же, видя мою оторопь, добавила мягко, с лёгким смущением: — Ну я это… просто по привычке.
Вечером на той вечеринке, заливая в меня пиво (которое я пил, всё ещё пытаясь осмыслить произошедшее), она объяснила свою философию. — В человеке всё должно быть прекрасно, — говорила она, смотря на меня так, будто открывала великую истину. — И дело не в том, кто увидит. Дело в ощущении себя. Идеально — до мелочей.
Я смотрел на неё — сияющую, уверенную, абсолютно гармоничную в своей «логике» — и понимал, что женился на гении. На странном, удивительном, непредсказуемом гении, который всегда будет для меня загадкой.
И знаете? С тех пор прошло много лет. Но каждый раз, собираясь на людное мероприятие, я невольно провожу рукой по подбородку и думаю: «Вдруг и мне нужно… для порядка?». На всякий случай. Вдруг там людей будет много?
А она до сих пор улыбается той своей таинственной улыбкой — и я понимаю, что женская логика не поддаётся законам вселенной. Она просто есть. И это прекрасно.
Первый рабочий день в крупной компании должен был стать моим личным триумфом. После лет работы в малом бизнесе, где всё держалось на кривых руках и авральных идеях, я наконец попадал в мир отлаженных процессов, где талантливые люди работают по правилам, а не вопреки им. Мир, где всё зависит только от тебя.
Идеально началось: я стоял у шаттла ровно в 8:30, за полчаса до назначенного времени. Кондиционированный микроавтобус, тихий гул двигателя — уже это казалось символом нового порядка вещей. В офисе меня встретила очередь: двенадцать таких же, как я, сияющих надеждой, и ровно столько же — с потухшими глазами и папками для увольняющихся. Два потока человеческих судеб, пересекшихся в коридоре отдела кадров.
Меня направили в комнату для новичков. «Сейчас придёт преподаватель, проведёт обучение: корпоративная культура, документооборот, техника безопасности», — сказала кадровичка с усталой улыбкой. Я удобно устроился в кресле, готовый впитывать знания. Всё было чинно, цивилизованно и предсказуемо.
И тут зазвонил телефон. Моя будущая начальница, голос собранный и чёткий: — Вы уже готовите текст? Я замер. Какой текст? Оказалось, текст о нашем подразделении для корпоративного блога. Сегодня. Дедлайн — сегодня. — Я отправила всё на ваш корпоративный email, — заявила она. — Но у меня нет доступа к нему, — робко заметил я. — Получите компьютер в IT. — Но я ещё даже не оформлен… — Какая разница? Подойдите к преподавателю, поставьте подписи и идите в IT.
Преподавательница, услышав это, лишь покачала головой: «Без обучения не подпишу. И без пропуска вас всё равно никуда не пустят». Я оказался в ловушке коридорной бюрократии.
Обед. Стою с лотком в столовой, пытаюсь через WhatsApp достучаться до начальницы. Она, сжалившись, скидывает задание на личную почту. Но там — ссылки на внутренние ресурсы, к которым у меня нет доступа. — Так вы ещё без ноутбука? — удивляется она.
К IT-службе я прорвался только к половине четвертого. Оказалось, заявки на меня нет. Начальница в ответ взрывается: «Я на совещании! Заявку нужно согласовать с тремя людьми! Почему с вами одни проблемы?»
В пятом часу заявка чудесным образом материализовалась. В 17:15 мне вручили ноутбук, уже настроенный, чистый и пахнущий новизной. Я написал ей: «Готов работать». Ответ пришёл мгновенно: «Я уже уехала».
Я поехал домой с чувством, что день прошёл впустую, но завтра всё наверстаю. Вечером раздался её звонок: — Догадываетесь, чем я занята? Пишу ваш текст. Вы провалили задание. Решили, что вы нам не подходите.
На следующее утро я снова ехал на корпоративном шаттле. Забрать трудовую. Дверь в рай системности захлопнулась, даже не успев открыться.
Эту историю я слышал много раз — от своего дяди-шахтера, человека уже преклонных лет, но с ясным, как осенний воздух, чувством юмора. Он рассказывал её к месту и без — всегда с одинаковой грустной улыбкой, будто вновь переживая ту самую потерю.
Было это в те времена, когда троллейбусы ещё звенели, пахли махоркой и надеждой, а слово «дефицит» знали все, но говорили о нём с особым уважением. Дядя мой, тогда ещё не седой, а лишь начинавший сереть (как говорится, "соль с перцем"), собрался в поликлинику на Деменева — сдавать анализ. Не к спеху, дело житейское: пять остановок на "четырнадцатом" — и ты на месте.
Главный герой предстоящего действа — образец мочи — был, по тогдашней привычке, бережно помещён в плоскую бутылку из-под коньяка «Наири». Удобно, практично, карман пиджака принимал её как родную.
Троллейбус был битком набит. Тёплый, дышащий людьми и терпением. Дядя пристроился у окна, думая о своём. Он даже не заметил момента кражи — лишь на подходе к поликлинике рука его привычно потянулась к карману и повисла в воздухе. Бутылки не было.
Первой реакцией была досада: ведь теперь всё придётся начинать заново. Но потом… потом его осенило. Он замер на тротуаре, представив себе вора — наверняка опытного карманника, ловкого, с быстрыми руками и нетерпеливой душой.
И вот он, счастливчик, отходит в сторонку, в тихий дворовый закоулок. Достаёт трофей. Блеск стекла, узнаваемая форма… Он уже чувствует тот самый, благородный аромат, который обещает минуту забвения. Он откручивает пробку, закидывает голову…
И тут — момент истины.
Остаток жизни мой дядя прожил с одной неразрешимой тоской. Он не жалел о потерянном времени, не злился на вора. Нет. Его печалила невозможность присутствовать при той самой дегустации. Он до мельчайших деталей представлял себе это: изумление, недоумение, может быть, даже гнев того человека. Возглас? Молчаливое потрясение? Попытка понять — то ли это шутка, то ли коньяк столь изыскан, что его вкус недоступен простому смертному?
Эта сцена, разыгравшаяся где-то в переулках "Шанхая" или Чуртана, стала для него самым дорогим, самым трагикомичным и самым неуловимым спектаклем, на котором он никогда не был.
Он ушёл из жизни, так и не узнав, что же ощутил на языке тот безымянный вор. Но я уверен: где-то там, в ином мире, они обязательно встретятся. И мой дядя первым делом спросит: «Ну как? Понравилось?»
Холод, тепло и память: заметки на полях одной истории
Двадцать шестого июля я опубликовал рассказ «Испытание Димы Загородских». Благодарю всех, кто откликнулся. Особый интерес вызвал комментарий одного из участников, Эктора, от 27 июля. Его реакция была столь жаркой, что показалась мне полярной противоположностью той морозной истории, что случилась с Димой. Позвольте мне привести его слова и предложить свой взгляд.
Голос Эктора:
«И правда, похожая история есть в запасе у многих. Вот только нормальные мужики не любят её вспоминать. Слишком уж она бьет по самолюбию. Позвольте проиллюстрировать, почему.
Было мне тогда под тридцать, а с женщинами я оставался совершеннейшим невеждой — не то что флиртовать, даже просто говорить с ними не умел. В отчаянной надежде обрести если не жену, то хотя бы родственную душу, я записался в клуб ролевого моделирования. Не компьютерного или интимного, представьте себе, а самого что ни на есть настоящего: дюралевые мечи, кольчуги, эльфы и гоблины в подмосковных лесах.
И вот на одной из таких игр я встретил Её. Невероятную. Ту, о которой можно только мечтать. Её красота и харизма сводили с ума весь "полигон". Атмосфера на таких мероприятиях, как известно, располагает к излишне тесному общению и вину у костра. Но эта девушка была иной. И именно поэтому она пришла переночевать в мою палатку. Она знала, что я не решусь сделать ни единого движения.
Я и не сделал. И не потому, что был святой, а потому, что для меня женщина — это не «галочка» в списке, а целый мир. Она либо становится твоей, либо нет. Полумер не признаю. Утром же, сквозь спазм робости, я всё-таки выдавил вопрос: «Скажи, а это… что-нибудь значит?»
Господи, КАК она обиделась! Эхо её возмущения доносилось до меня ещё месяц. А я-то думал: ничего, что последние полгода моей единственной спутницей была кошка? Разве это нормально — провести ночь с мужчиной, который смотрит на тебя как на недостижимое чудо, а наутро сделать вид, что ничего не произошло? Лучше бы попросила палатку — я бы с чистой совестью ночевал у костра, не из сахара же сделан.
Так что обижаться должен был я. Моя обида была горче — меня даже не восприняли как мужчину, как потенциальную угрозу. Как обогреватель с пульсом.
Вот отчего такие истории не вспоминают с теплом. А у автора того рассказа какое-то странное, на мой взгляд, отношение. Бро, тебя УНИЗИЛИ! Тебе наглядно показали твою ничтожность. Ты был грелкой, живым одеялом. На тебя можно закинуть ногу, не боясь последствий. Чем тут гордиться?»
Мой ответ:
Уважаемый Эктор, твоя история — это крик боли от уколотого самолюбия, и он понятен. Но в ней есть одна роковая ошибка: ты приписываешь другим людям мотивы, рождённые в твоей собственной голове.
Спустя тридцать лет те самые девушки из истории Димы, Юля и Надя, со смехом признались мне в единственном своём стремлении той ночью: выжить. Согреться. Их жесты не были ни кокетством, ни намёком, ни тем более жестоким экспериментом. Это была физиология, чистая необходимость.
«Бедный Дима, — смеялась Юля, — каково ему пришлось! Но он держался молодецки...» 😉
Они не видели в нём «ничтожество» или «обогреватель». Они видели надёжного, безопасного товарища, который не станет превращать их уязвимость в фарс. Их доверие было высшей формой признания его человеческих, а не сексуальных качеств. И именно это доверие — а не пренебрежение — и стало для Димы тем катализатором, что превратил мальчика в мужчину.
Ты ждал признания своей мужской силы, а тебе, как ты решил, указали на её отсутствие. Дима же, не ожидая ничего, получил бесценный опыт — опыт тихого мужества, терпения и самообладания. Он не служил грелкой. Он был оплотом, скалой, о которую разбилась стужа. И этот опыт, этот миг взросления, оказался дороже любой интимной победы.
Твоя история — о том, как тебя не увидели. История Димы — о том, как он сам себя нашёл. В этом, мне кажется, и есть вся разница.
В параллельном классе, где училась Света Коркунова, царила легендарная химичка Зоя Петровна. Получить у неё "четыре" было всё равно что выиграть войну, а "пятёрка" приравнивалась к Нобелевской премии.
— Вчера Пономарев получил тройку! — шептались на задней парте. — Не может быть! — Говорят, он ей цветы принёс...
2. Роковая контрольная
Как-то раз Зоя Петровна решила устроить "лёгкую" контрольную: — Напишите десять формул углеводородов по возрастанию: метан, этан, бутан...
Класс застонал. Последние формулы были длиннее, чем очередь за колбасой в 1982-м.
— Ну че там учить? — хмыкнула Света, заметив закономерность. — Тут же логика простая: CH4, C2H6, C3H8... Прибавляем по атому углерода и два водорода!
3. Две "пятёрки" и подвох
Когда работы проверили, пятёрок оказалось всего две — у Светки и её соседки Юльки.
— Опа-на! — удивилась Юля. — Ты что, реально выучила?! — Ну... типа того, — хитро прищурилась Света.
4. Допрос с пристрастием
Обычные учителя ругают двоечников. Но Зоя Петровна была необычной:
— Юлия! — грозно прогремел голос химички. — Откуда списывала?!
Юлька, не моргнув глазом, ткнула пальцем в Светку.
— Садись, два! — торжествующе сказала Зоя Петровна, будто поймала Бонапарта на списывании.
Теперь очередь Светы.
— Коркунова! А ты откуда списывала?!
Светка молча постучала пальцем по своей светлой (но не пустой) голове.
— АХ ТАК?! — глаза химички загорелись, как спиртовка. — Тогда иди к доске и пиши ВСЁ там!
5. Триумф логики
Света взяла мел и начала выводить формулы с таким видом, будто расшифровывала секретные архивы КГБ.
Зоя Петровна ждала, что вот-вот — и Света заплачет, признается, что списала. Но...
— ...C8H18... — Светка уже перешла на вторую половину доски.
Химичка обернулась и обомлела:
— ЧТО ЭТО?!
— Октан, Зоя Петровна, — невозмутимо ответила Света. — Как вы и просили.
6. Морда удава
Лицо Зои Петровны стало напоминать: ✔️ Сначала — бледный осадок (как у несчастного металла в пробирке) ✔️ Потом — фиолетовый (как лакмус в кислоте) ✔️ В конце — довольное (потому что хоть кто-то в классе знал химию)
— Садись... пять, — выдавила она.
Эпилог
После этого: ✔️ Юля три дня не разговаривала со Светой (но потом простила) ✔️ Класс 2 недели обсуждал "как Коркунова химичку перехитрила" ✔️ А Зоя Петровна... с тех пор всегда придирчиво смотрела на Светины работы. Но "пятёрок" у той стало больше!
Мораль: Если знаешь логику — можешь даже удава перехитрить. Главное — не увлекаться, а то на следующей контрольной могут дать что-то БЕЗ закономерности!
P.S. Кстати, говорят, что Зоя Петровна потом всем рассказывала: "А у меня одна ученица формулы как стихи писала!". Но это неточно 😉
История, случившаяся при спуске на воду корабля «Неудержимый»
В тот день солнце светило так ярко, что даже позолоченные пуговицы адмиралов слепили глаза простым смертным. Корабль «Неудержимый» — гордость флота Её Императорского Величества — готовился к спуску на воду. Сама государыня Екатерина Алексеевна соизволила прибыть на церемонию в сопровождении свиты, блистающей кринолинами, как павлиньи хвосты.
Фрейлина Анфиса Петровна Оболенская-Щегловитова (из тех самых Щегловитовых, что даже в спальне говорили «Мы» и «Наш носовой платок») с самого утра мучилась от одного деликатного обстоятельства. Дело в том, что кринолин — прекрасное изобретение для демонстрации богатства, но совершенно непригодное для посещения гальюна. А пить шампанское натощак — дурная привычка, от которой Анфиса Петровна давно собиралась отказаться (но не сегодня).
Отчаявшись, она заметила в борту корабля небольшое отверстие — вентиляционное, как ей показалось. Оглянувшись, фрейлина приподняла юбки и…
А в это время этажом ниже матрос Ерофей, человек простой, но знающий толк в смолении щелей, усердно конопатил трюм. Вдруг сверху на него пролилось нечто теплое и весьма далёкое от морского бриза.
— Мать честная! — воскликнул Ерофей, подняв глаза. — Да у нас течь!
Не раздумывая, он мазнул кистью с горячей смолой прямо в отверстие.
Последующий вопль Анфисы Петровны можно было бы принять за сигнальную пушку. Крики, гам, свита в панике — сама императрица в недоумении отвлеклась от разговора с Потёмкиным.
— Ваше Величество! — завопила фрейлина, пританцовывая на одной ноге. — Этот… этот варвар… он… меня… оскорбил!
— Вешать его! — хором закричали придворные. — На рею!
Ерофея уже схватили, верёвку намылили, как вдруг раздался спокойный голос светлейшего князя:
— Минуточку, господа.
Все замерли. Потёмкин, лениво поправляя орден, обратился к Екатерине:
— Ваше Величество, согласно Морскому уставу, любую течь на корабле надлежит немедленно засмолить. Матрос, выходит, лишь исполнил свой долг.
Наступила тишина. Даже Анфиса Петровна перестала дёргаться.
— Граф, вы, как всегда, неподражаемы. Матроса — наградить. Фрейлине — выдать новое платье. А корабль… — она взглянула на «Неудержимый», — пусть носит имя «Смолённая Честь».
Так закончился скандал, а Ерофей с тех пор всегда проверял, откуда именно капает, прежде чем хвататься за смолу.
Мораль: В кринолинах лучше не пить, а на флоте — всегда читать устав.
Сентябрь 1982 года. Школьный турслёт, костры, палатки и… первая сигарета. Юра, Володя и Коля Овечкин, семиклассники из 7-го «А», стояли за соснами, сжимая в пальцах дымящиеся «Космосы».
— Ну как? — спросил Коля, стараясь не кашлять. — Горько, — сморщился Юра. — Зато теперь мы не лохи, — важно заявил Володя.
На самом деле они просто повторяли за Димой и Андреем, главными хулиганами класса. Те курили уже год, а то и два. Но родителям, конечно, знать этого не следовало.
2. Первый звоночек
Однажды мама Володи, застигнув его в прихожей, резко наклонилась и понюхала воротник водолазки.
— Ты куришь? — прямо спросила она. — Нет! — Володя сделал круглые глаза. — Это другие ребята курили, я просто рядом стоял…
Классическая отмазка. Но материнский взгляд говорил: «Я тебе не верю».
3. Роковая крыша
В начале октября троица решила подняться на крышу двенадцатиэтажки у магазина «Лада». День выдался серым: свинцовые тучи, моросящий дождь, слякоть под ногами.
— Пойдёмте наверх, — предложил Коля. — Там ветер, высота… и никто не увидит, если покурим.
Они забрались по чёрной лестнице, вышли на плоскую кровлю и замерли. Отсюда весь город был как на ладони — серый, дымчатый, но бесконечно красивый.
— Вот это вид! — восхитился Юра. — Джины 'Монтана', аха-аха, кроссовки 'Ботас', аха-аха!— запел Коля на мотив известной песни "Арабесок".
И тут небо взорвалось.
4. Молния
Ослепительная вспышка — и через долю секунды оглушительный треск, будто кто-то разорвал небо по шву. Молния ударила буквально в паре десятков метров от них.
Коля стоял напротив Володи, и в синем свете разряда его лицо стало жутко-бледным, волосы встали дыбом. У остальных — то же самое.
— ВАУ! — выдохнул Юра.
Но через секунду их охватила животная паника.
— ВАЛИМ ОТСЮДА!
Они рванули к люку, спустились на чердак и несколько минут просто дышали, пытаясь прийти в себя.
— Вот это да… — прошептал Володя. — Молния… ПРЯМО РЯДОМ… — Коля всё ещё дрожал. — Ладно, — Юра твёрдо поднял голову. — На крышу в грозу — больше ни-ни.
5. Последствия
После этого случая троица курила ещё пару раз — скорее по инерции. Но интерес быстро угас.
— Володя Пожедаев и так занимался спортивной акробатикой — ему вредные привычки были противопоказаны. — Коля Овечкин иногда баловался, но без фанатизма. — Юра и вовсе бросил — сказалось впечатление от того удара. В армии, правда, снова начал курить, но после дембеля сумел прекратить.
Но главное — они навсегда запомнили этот урок.
Эпилог
Спустя годы, встречаясь во дворе «Лесенки», они иногда вспоминали тот день.
— Помнишь, как у нас волосы дыбом встали? — смеялся Володя. — Ещё бы! — хмыкал Коля. — Природа нам тогда ясно дала понять: "Мужики, вы идиоты".
И все дружно смеялись, глядя на хмурое небо.
Мораль: Иногда, чтобы понять, что ты на грани глупости, нужно, чтобы в тебя почти ударила молния.
1. Вишера в январе — это когда кажется, будто мир застрял внутри хрустального шара. Снег на ветвях елей лежал ватными подушками, солнце играло в ледяных кристаллах, а воздух звенел, как натянутая струна. Мы с одноклассниками шли на лыжах, смеялись, и я — семнадцатилетний Дима — даже не подозревал, что этот поход останется в памяти навсегда.
2. На третий день ударил такой мороз, что замёрзли даже мысли. В нашей палатке, рассчитанной на двоих, оказались трое: я, Юля из сборной по гандболу и Надя, которая обычно смотрела на меня, как сквозь оконное стекло.
Девчонки дрожали, как осиновые листья.
— Ты как печка, — прошептала Надя и прижалась спиной.
— Двигайся, греться будем, — буркнула Юля и устроилась с другой стороны.
Я застыл. В голове пульсировало: "Не дышать. Не шевелиться. Боже, пусть они не почувствуют..."
Голос у меня пропал. Я только кивнул, боясь, что если открою рот, выдох превратится в панический визг.
Юля, словно следуя какому-то тайному сговору, сделала то же самое.
"Ёлки-палки! Они что, сговорились?! Или им правда просто холодно?! Может, я уже умер, и это рай?"
4. Девушки уснули почти сразу, их ровное дыхание щекотало шею. Я же лежал, уставившись в тёмный скат палатки, и пытался: - сосчитать все дырочки в материале (23); - вспомнить таблицу Менделеева (свинец — Pb, золото — Au); - молиться, чтобы это не прекращалось.
Мороз скрипел за стенками, а я ощущал себя, как в сауне...
5. Утром всё было как обычно: каша с тушёнкой, скрип лыж по насту, Надя снова смотрела сквозь меня. Но когда через полгода мы разъехались кто куда, я понял — той ночью случилось чудо.
Не потому, что "что-то было" (ничего не было). А потому, что в ледяной палатке, между двумя девчонками, я впервые ощутил себя не мальчишкой, а... ну, почти мужчиной.
И пусть они помнили только холод, а я — их тёплое дыхание на своей шее.
Сентябрь 1982 года выдался на редкость ярким. Двор дома № 79, который местные называли «Лесенка», утопал в золоте и багрянце. Три семиклассника — Юра, Коля и Володя — шли в школу, лениво перебрасываясь фразами о предстоящей контрольной по математике.
Возле газосварочного аппарата, который все звали «реактором», стояла миска с карбидом. Сварщиков поблизости не было.
На перемене перед математикой Коля исчез. Юра и Володя не придали этому значения — мало ли куда он мог подеваться. Но когда прозвенел звонок, Овечкин влетел в класс запыхавшийся, с горящими глазами.
— Ты чего? — шепотом спросил Володя.
— Да так… — отмахнулся Коля, но в его ухмылке было что-то зловещее.
Примерно на двадцатой минуте урока в коридоре поднялась суматоха. Антонина Владимировна, строгая учительница математики, вышла посмотреть, в чем дело, и вернулась с бледным лицом.
— В туалете что-то горит, — сказала она. — Дежурные тушат…
В классе зашептались. В те годы школьники, начиная с четвёртого класса, дежурили по школе: следили за порядком, убирали мусор и проверяли сменку. Видимо, сегодня им досталось больше, чем обычно.
3. Последствия
После урока весь 7-й «А» рванул смотреть на «пожар». Картина была впечатляющей: два дежурных — парень и девушка — в панике бегали вокруг унитаза, из которого вырывалось пламя. Керамика треснула, верхняя часть была полностью разрушена.
— Ну и дела… — прошептал Юра.
Володя только молча покачал головой. А Коли и след простыл.
4. Разбор полетов
Разумеется, виновника нашли быстро. Коля Овечкин, сын директора завода, был не самым скромным учеником, и его «опыты» знала вся школа.
Что было дома — история умалчивает. Но вскоре в школьном туалете появился новый унитаз, а сантехники, присланные с завода, установили его за рекордные сроки.
Эпилог. Два года спустя
9-й «А» дежурил по школе. Валентина Павловна Чацкая, их классная руководительница, строго инструктировала ребят:
— Напоминаю, стены должны быть чистыми, в том числе и в туалетах. Никаких рисунков с сердечками и надписей вроде: «Унитаз Коли Овечкина — подарок родной школе»!
Класс рассмеялся. Даже сама Валентина Павловна не смогла сдержать улыбки.
А Коля, краснея, сгорбился за партой, но в глазах у него блеснул огонёк — может, не последний…