Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Вовочка059
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Почему книга не сдаётся: тихая победа воображения над готовым образом
Недавно мне довелось услышать фрагмент интервью Карена Шахназарова, где он, без тени злорадства, констатировал факт: «Кино сейчас победило литературу». С этим сложно спорить — визуальный язык стал доминирующим в нашей культуре.
Однако это «поражение» — не приговор. Когда-то и появление кинематографа предрекало скорую смерть театру. Но театр не исчез. Он продолжает существовать параллельно, находя своего зрителя и предлагая ему уникальный, живой опыт. Точно так же и книга — бумажная или, что менее предпочтительно, на планшете — никуда не денется. Её ценность лишь трансформируется, становясь более осознанной и избирательной.
В чём же её непреходящая сила?
Главный козырь литературы — необходимость активно работать воображением. Читая книгу, наш мозг не пассивно потребляет информацию, а становится соавтором. Он расшифровывает буквы, превращая их в звуки, образы, запахи и эмоции. Мы сами «рисуем» в голове портреты героев, прорисовываем детали пейзажей и «слышим» интонации диалогов. Это колоссальная тренировка для нейронных сетей, генерация собственных, уникальных «мысленных картинок».
Кино, при всех его достоинствах, лишает нас этой работы. Режиссёр, оператор и художник уже сделали всё за нас. Они предложили готовый, пусть и гениальный, вариант. Нам остаётся лишь принять его. Мозгу не нужно напрягаться, не нужно строить свои миры — всё уже разжёвано и подано на блюде с идеальным светом и саундтреком.
Именно поэтому чтение не должно уходить в тень. Оно должно идти параллельно с просмотром кино, выступая в роли гимнастики для ума. Это необходимый тренажёр для развития творческого мышления, фантазии и способности к глубокому, неспешному анализу.
Так что, вопреки всем победам кино, книга остаётся тихой, но несокрушимой крепостью воображения. И её обязательно нужно читать — чтобы внутри нас продолжали рождаться собственные, ни на что не похожие Вселенные.
«Казарменный кот, или Как Спенсер научился жаловаться по-человечески»
В жизни каждого кота рано или поздно наступает момент, когда привычный мир рушится. Хозяин уезжает, и на смену ласке и свободе приходят строгие правила, чужие руки и ощущение, что ты попал в армию. Именно это произошло с котом Спенсером — молчаливым, добрым увальнем, чьё жизненное кредо до поры до времени заключалось в трёх вещах: есть, спать и смотреть на мир с философским равнодушием.
Но однажды маме пришлось уехать на неделю. Мы с братом, связанные работой, не могли навещать Спенсера каждый день. Отец жил отдельно. И единственным человеком, кто согласился помочь, стала бабушка — мамина бывшая свекровь, женщина с характером, выкованным в советских реалиях. Её жизненные принципы были просты: порядок, дисциплина и никаких сантиментов.
До этого момента бабушка никогда не имела дела с животными. Для неё кот был не членом семьи, а объектом, который нужно содержать в чистоте и подчинении. При помощи голоса, твёрдой руки и, кажется, даже взгляда. Она быстро установила в маминой квартире режим жёсткой экономии эмоций. Бегать — нельзя. Выпрашивать еду — запрещено. Ходить мимо лотка — немыслимо. Спенсер, привыкший к маминым нежностям, оказался в условиях сурового учебного плаца.
Когда мама вернулась, первое, что она сделала, — не распаковала чемодан, а спросила кота, глядя ему в глаза: — Спенс, тебя не обижали?
И тут произошло нечто. Кот, обычно молчаливый, издал звук. Не просто «мяу», а целую тираду. Это был жалобный, трагический монолог с подвываниями, вздохами и паузами, полными смысла. Он говорил. Говорил о несправедливости, о тоске, о бабушкиной строгости, о том, как ему запрещали быть котом. Это был шекспировский спектакль в исполнении пушистого актёра.
Бабушка, стоявшая рядом, всплеснула руками. Её лицо выразило возмущение, смешанное с невероятным удивлением. — Да что ты врёшь! — выдохнула она. — Я тебя кормила, лоток чистила! А он… он на меня наговаривает!
В этот момент Спенсер умолк. Он посмотрел на бабушку с таким видом, будто говорил: «Вот видишь, мама? А ты не верила, что мне тут было плохо». Мама пыталась сохранять серьёзность, но улыбка прорывалась сквозь строгость. Бабушка ещё минут десять объясняла, что кот — прекрасный манипулятор, и что она ничего плохого не делала. Но было ясно: Спенсер выиграл эту битву.
С тех пор бабушка относится к нему с подозрительным уважением. А Спенсер, если видит её, издаёт тихое «мяу» — то ли приветствие, то ли напоминание о пережитом ужасе.
Эта история доказывает: коты понимают всё. Даже казарменный режим. И если им есть на кого пожаловаться — они сделают это с таким драматизмом, что любой актёр позавидует. Главное — чтобы мама вернулась вовремя.
Дверь в аптеку отворилась с тихим звонком, впустив молодого человека лет двадцати пяти. Он имел вид предельно сосредоточенный, даже слегка растерянный, что сразу выдавало в нём не обычного посетителя, а человека, впервые всерьёз столкнувшегося с Великой и Ужасной Медициной на практике.
— Здравствуйте! — произнёс он, подойдя к стойке. — Скажите, вот если в горле першит, что лучше попринимать?
Фармацевт, женщина с усталыми, но опытными глазами, ответила, не отрываясь от раскладки: —Вам поможет «Гортавирин». Снимает першение за день.
— Спасибо, — молодой человек тут же достал блокнот и с серьёзным видом вывел: «Перш. → Гортав.».
— А если горло не просто першит, а уже болит? — продолжил он допрос.
— Тогда «Ангисептин-форте». Зелёные пастилки.
«Бол. → Ангисеп.», — заскрипела ручка. Молодой человек был упорен, как следователь, собирающий улики.
— А вот если насморк? — последовал новый выпад.
— «АнтиШмыг». Капли или спрей, — последовал автоматический, выверенный ответ.
— А если насморка нет, но запахов не чувствуешь? — уточнил юноша, вглядываясь в блокнот.
Фармацевт на секунду оторвалась от упаковок и с лёгким недоумением взглянула на него. —Это аносмия. «Нюхамин», капсулы, но лучше к врачу.
«Нет насм., нет зап. → Нюхам. (к врачу!!!)». Страницы заполнялись с пугающей скоростью.
— А если ухо заложено? — не унимался парень.
— «Ушнол» — капли. Желтый флакон.
Скрип-скрип... «Зал. ухо → Ушнол».
— А если ухо не заложено, а прямо болит? Стреляет? — в голосе посетителя зазвучали отчаянные нотки.
Терпение фармацевта, много лет впитывавшее жалобы на все мыслимые хвори, лопнуло. Она отложила коробку с ватой и, уперев руки в боки, изрекла с материнской, но непререкаемой строгостью: —Молодой человек! Вы бы к Лору сходили всё-таки! Зачем по аптекам симптомы выспрашивать!
Он сконфуженно захлопнул свой испещрённый записями блокнотик и поднял на неё виноватый взгляд. —Схожу, схожу... — пробормотал он, делая шаг к выходу. И уже почти у двери, обернувшись, добавил с трогательной и нелепой гордостью: —Я и есть Лор. Завтра — первый рабочий день.
Дверь за ним закрылась. В наступившей тишине аптеки фармацевт несколько секунд молча смотрела в пространство, а затем тихо, одними губами, прошептала: —Ну вот... Диплом-то получил, а лечить не научили. Храни Господь нас, пациентов...
1930-е годы. Вечер в уютной, пропахшей картошкой, махоркой и книгами коммунальной квартире. Девятилетний Витя, развалившись на потертом диване, листает учебник с портретами классиков. Его отец, Алексей Петрович, в расстёгнутой гимнастёрке, допивает вечерний чай.
— Папа, — Витя отрывается от книги, — а кем наша бабушка работает? —Экономистом, сынок, — не глядя, отвечает отец, разминая усталые плечи. Витя задумчиво смотрит на портрет сурового мужчины с пышной шевелюрой и бородой. —Как Карл Маркс? Алексей Петрович фыркает,ставит чашку с таким звоном, что та аж подпрыгивает, и поднимает вверх указующий перст, видный даже сквозь табачную дымку. —Ну ты сравнил! Она — Начальник экономического отдела! Маркс — теоретик, а бабушка — практик!
Настал тот день, когда Господь, отойдя от трудов праведных, решил полюбоваться своим творением. С высоты облачного престола взирал Он на Землю. И увидел, что это хорошо. Более чем хорошо — совершенно!
Дельфины резвились в лазурных волнах, выписывая замысловатые пируэты во славу Творца. Тигры грациозно ступали по изумрудной траве, а птицы, словно разноцветные ноты, парили в хрустальном воздухе. В самом сердце Эдема, среди дивных деревьев, неспешно прогуливался Адам. Гармония была абсолютной.
«А ведь и впрямь вышло неплохо», — с отеческой гордостью подумал Всевышний и, сделав шаг с небесного порога, вмиг предстал перед своим первенцем, попирая босыми ногами райский клевер.
— Здравствуй, сын мой! —Здравствуй, Отец! — Адам просиял, узнав Создателя.
На лице Бога играла заговорщицкая улыбка. —Адам, а я тут приготовил для тебя один сюрприз... — Он многозначительно поднял палец. — Нет-нет, не спрашивай! Подробностей не будет, иначе весь смысл потеряется. Но для него... Мне потребуется твоё ребро.
Адам, только что безмятежно улыбавшийся, замер. Его взгляд, полный доверия, внезапно помутнел от сомнения. Он инстинктивно прикрыл бок ладонью.
— Ну, что тебе, ребра жалко, что ли? — мягко подначил его Господь. — От тебя не убудет, Я же обещаю. Ну, так как? Согласен?
Адам молчал, глядя в землю. В его нетронутом, чистом сознании впервые зародилось нечто новое, тёмное и беспокойное — предчувствие.
— Да... — наконец выдохнул он, но в голосе его не было и толики прежней радости.
— А чего так неуверенно? — прищурился Бог, проницательно глядя ему в душу.
— Не знаю, Отец... — честно признался Адам, с тоской глядя на окружающий его совершенный мир. — Просто предчувствие какое-то нехорошее...
И в этот миг безмятежная тишина Рая впервые повисла на волоске, ибо даже сам Творец не мог отнять у своего творения право на смутное опасение, что за всякий, даже самый божественный, сюрприз рано или поздно придётся платить.
Когда вы не Штирлиц и не Бонасье, а просто два советских актёра, пытающихся вспомнить, в каком фильме они на самом деле
— Штирлиц?! — Мадам Бонасье?!
— А вы отлично выглядите! Возмужали, но, я вижу, всё ещё «в седле». — Спасибо. А над вами время и вовсе не властно — вам всё те же двадцать. И, как вижу, в теннис играете... — Мерси, мсье! А вы чем занимаетесь? По-прежнему… там? (смотрит вверх) — Да, там. Но вы ведь тоже близки к «верхам» — в Институте экономики? — Всё верно. Кстати, смотрели мультфильм «Простоквашино»? Там кот Матроскин говорит голосом Людовика XIII, а Шарик — Де Тревиля. Забавно, да? — Да… Забавно. (смотрит в камеру с лёгкой тоской сотрудника КГБ). Констанция, простите за нескромный вопрос— ваш возлюбленный сейчас- граф Рошфор? – Ничего-то не скроешь от тайной службы... – Будьте с ним осторожны, он очень коварен. Отравить может запросто...
